Или из за меня.

Она снова опускает голову мне на грудь. – Необходимость выступать, оправдать ожидания пугает. Какая то часть меня борется с сомнениями, достойна ли я этих ожиданий, понимаешь?

– Давление – это привилегия, Миллер. Ожидания высоки, потому что ты успешна. Если бы ты была обычным человеком, никто бы не ждал тебя, затаив дыхание. Я думаю об этом каждый раз, когда выхожу на игру. Тебе просто нужно решить, стоят ли мечты и цели такого напряжения. Если ты хочешь оправдать возложенные на тебя ожидания.

– Я хочу. Я хочу быть лучшей.

– Тогда сделай это.

– Делает ли тебя счастливой эта карьера?

Она ждет, переворачиваясь, чтобы посмотреть в потолок, переплетая свои пальцы с моими. – Нет.

Стискивая коренные зубы, я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие. Возникает странное противоречие: я хочу, чтобы она обрела счастье, но в некотором смысле рад, что это не то, что отнимет ее у меня. Но что, черт возьми, я должен сказать? Поощрять ее пьяный бред, потому что ее пребывание здесь – это именно то, чего я от нее хочу?

Я обещал ее отцу, что не буду этого делать.

Ей весело этим летом, и это единственная причина, по которой она ставит под сомнение свою работу. С глаз долой. Из сердца вон. Вот и все, что в этом есть.

Она вспомнит, что это то, чего она хочет, как только уедет отсюда. Уйдет от меня.

– Но я не знаю, должна ли я быть счастливой, – продолжает она. – Я хочу доказать, что смогу это сделать. Я хочу доказать, что достойна награды, которую получила. Я хочу доказать, что делаю что то, что оправдывает тот факт, что мой отец пожертвовал всей своей жизнью ради меня.

И вот оно.

– Миллер…

– Не говори ему, что я это сказала.

– Любовь не заслужишь. Монти отказался от своей карьеры, потому что любит тебя безоговорочно. Тебе не нужно возвращать ему долг, гоняясь за почестями. Это так не работает.

– Ты не понимаешь, Кай. Он пожертвовал всей своей жизнью ради меня, хотя едва знал. Вот почему я не хочу, чтобы ты уходил на пенсию. Я не хочу, чтобы Макс чувствовал себя обузой, как это было со мной.

– Миллер.

Мой тон немного резкий, в основном потому, что мне не нравится, когда она говорит так о себе. – Я не могу назвать тебе ни одного человека, который чувствовал бы себя обремененным тем, что ты есть в его жизни.

– Ты так и сделал. Когда я впервые попала сюда.

– Что ж, я передумал. Теперь я просто чувствую себя счастливым.

Ей нечего на это сказать, поэтому между нами воцаряется молчание.

– Если я уволюсь, я буду чувствовать себя неудачницей.

Голос Миллер немного срывается, поэтому я притягиваю ее к себе, позволяя ей высказать свое мнение, пьяная она или нет. – Я думала, что этим летом мне просто нужен перерыв, чтобы вернуться в прежнее русло, но это больше не похоже на выгорание. Такое чувство, что я всю свою жизнь стремилась к карьере, которая, как я понимаю сейчас, независимо от наград и престижа, не приносит мне удовлетворения. И за последние семь недель я была самой счастливой, повсюду бегала за Максом, проводила время со своим отцом, была с тобой.

– Миллс, тебе двадцать пять. Ты можешь менять направление еще сотню раз в своей жизни, и все равно никогда не потерпишь неудачу. Ты слишком усердный работник, чтобы тебя когда либо считали неудачником. Жизнь предназначена для того, чтобы проводить ее в погоне за счастьем.

Она делает паузу, а когда заговаривает снова, это просто икота и слова.

– Мне почти двадцать шесть.

Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. – Определи почти .

– Мне на этой неделе исполнится двадцать шесть.

– Миллер, когда точно у тебя день рождения?

– Суббота.