Утверждают, что именно с этого момента Павел пришёл в то состояние душевного расстройства, которое сопутствовало ему всю жизнь. Пережив невероятное душевное потрясение, Павел на второй день после смерти Натальи Алексеевны принял решение жениться на Вюртембергской принцессе Софии-Доротее, а ещё через два дня фельдмаршалу Румянцеву был отправлен рескрипт императрицы, содержавший приказ немедленно приехать из Глухова в Петербург, так как ему надлежит стать участником в «верном, нужном и приятном деле, о коем инако не желает объявить ему, как при свидании с ним».

Завадовский приложил к рескрипту записку, в которой, не раскрывая сути дела, писал: «Храни Бог от поездки отговариваться. Весьма неугодно будет Государыне и Великому Князю».

Больной Румянцев, кряхтя и стеная, собрался в дорогу и направился в Петербург. Там он узнал, что ему вместе с Павлом предстоит поездка в Берлин, где их будет ждать невеста цесаревича. Павел, Румянцев, брат Фридриха II принц Генрих и сопровождавшие их царедворцы уехали в Берлин.

Место свидания было выбрано не случайно: Берлин с давних пор был для Павла городом мечты, ибо там жил его кумир — Фридрих Великий, который к тому же становился его родственником, так как будущая тёща Павла доводилась прусскому королю племянницей, а невеста — внучатой племянницей.

Павел и его свита двигались через Ригу и Кёнигсберг и 10 июля торжественно въехали в Берлин. При встрече с Фридрихом Павел произнёс торжественную речь, сказав, что он удостоился «видеть величайшего героя, удивление нашего века и удивление потомства».

Встретившись в тот же день с невестой, Павел так описал своё первое впечатление в письме к Екатерине: «Я нашёл невесту свою такову, какову только желать мысленно себе мог: недурна собою, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно, и уже известен я, что ли она сделала действо в сердце моём, то не без чувства и она с своей стороны осталась... Дайте мне благословение своё и будьте уверены, что все поступки жизни моей обращены заслужить милость вашу ко мне».

Вюртембергская принцесса София-Доротея-Августа-Луиза — таково было полное имя Марии Фёдоровны до крещения по православному обряду — была знатна, но очень бедна и, в частности и от этого, получила поверхностное домашнее образование, «женское» в самом уничижительном смысле этого слова.

В одной из её ученических тетрадей сохранилось переписанное ею французское стихотворение «философия женщин», являющееся своеобразным кредо будущей российской императрицы: «Нехорошо, по многим причинам, чтобы женщина приобрела слишком обширные познания. Воспитывать в добрых нравах детей, вести хозяйство, иметь наблюдение за прислугой, блюсти в расходах бережливость — вот в чём должно состоять её учение и философия». Этот принцип Мария Фёдоровна исповедовала всю свою жизнь.

Екатерина была довольна итогом поездки сына в Берлин, в частности и потому, что он сумел, как она думала, расположить к себе Фридриха Великого. Однако «Старый Фриц», как звали короля его подданные, разглядел в молодом человеке то, чего не видел в нём никто: написав Екатерине восторженное письмо о новом родственнике, Фридрих для себя записал следующее: «Он показался гордым, высокомерным и резким, что заставило... опасаться, чтобы ему не было трудно удержаться на престоле, на котором будучи призван управлять народом грубым и диким, избалованным к тому же мягким управлением нескольких императриц, он может подвергнуться участи, одинаковой с участью его несчастного отца».

Павел уехал из Берлина, переполненный чувствами восхищения перед королём и его армией, которая произвела на цесаревича исключительно сильное впечатление, став вечным образцом для подражания.