|
Он успел заметить, что тело было женским, что на изорванной одежде запеклись багровые пятна... успел даже разглядеть обезображенное побоями лицо с закрытыми глазами и прикушенной нижней губой. Коснувшись его ладоней, тело сразу перестало быть невесомым. Страшной силы удар опрокинул венна на камни. Валясь навзничь, он еще подумал, что, кажется, все-таки смягчил падение неведомой женщины. Потом он ударился виском, и сознание кануло в темноту. Что бы там ни плел этот Салегрин Достопочтенный, крылатых людей все- таки не бывает... Когда Волкодав пришел в себя, первым звуком, достучавшимся до его слуха, был жалкий стонущий плач. Мыш?.. Нет, не Мыш. Что-то твердое упиралось в левый висок, и там свила гнездо грызущая боль. Волкодав слегка отстранил голову, потом открыл глаза. Он увидел над собой острое каменное ребро, раскрашенное длинной полосой крови. И понял, что Незваная Гостья в который раз с ним разминулась, промазав на полноготка. Волкодав приподнялся на локтях и посмотрел в ту сторону, откуда слышался плач. Эврих сидел на земле, прислонившись спиной к откосу, и баюкал на руках существо, спасенное благодаря чуду Богов и вмешательству Волкодава. Молодой аррант повернул голову и посмотрел на венна с выражением потустороннего ужаса. Увидел, что Волкодав зашевелился, и ужас в глазах сменился неописуемым облегчением. Волкодав поднялся и подошел, осторожно ощупывая рассеченный висок и пытаясь пристроить на место лоскут кожи с волосами, содранный о камень. Та, что лежала на коленях у Эвриха, на первый взгляд казалась девочкой- подростком. Изящное, хрупкое тело, по-птичьи легкое в кости. Изодранная одежда и кровавые синяки, уродовавшие почти обнаженную плоть... И ведь, наверное, еще жило и сыто радовалось собственной силе похотливое животное, по недосмотру Богов именовавшееся человеком. Мужчиной... Эврих, кажется, успел убедить несчастную прыгунью, что она наконец попала к друзьям. Она не пыталась высвободиться из его рук. Наоборот, хваталась слабыми, совсем детскими пальцами за полотняный рукав и, надрываясь беспомощным плачем, что-то лопотала на странном свистящем наречии. Если этот посвист и щелканье вообще можно было назвать речью. Эвриху не удавалось разобрать ни единого знакомого слова. - Я обращался к ней на всех языках, которые знаю, - тихо пожаловался он Волкодаву. - Не понимает, хоть тресни. Только свиристит, как синица. Венн, не отвечая, опустился рядом на колени. Взял девушку за руку, зажмурился... И, к полному изумлению Эвриха, принялся посвистывать и цокать, совсем как она. Еще одно чудо состояло в том, что девушка встрепенулась, с трудом приоткрыла заплывшие кровоподтеками глаза и начала отвечать. |
