|
Ольга слегла, одной ногой на том свете, другой — на этом. Иринка с ней несколько месяцев как с малым дитем кружилась, тянула из могилы, как могла. В те темные и жуткие месяцы они и сдружились, да так, что водой не разлить. Какая уж тут ревность, когда рядом, с другой стороны от мужа, лежит не соперница, а, почитай, сестра родная. Дорого та дружба досталась. Эх, жизнь, жизнь… * * * Выспаться Данилу не дали. Только начал задремывать — стук в дверь. Иришка заворочалась, приподнялась, нащупала в темноте мужа. — Ты тут? Кого там еще принесло? Поспать не дают после смены! Всю ночь грибы резали… Откроешь? Данил поцеловал ее в горячую со сна щеку, скинул одеяло. — Открою, спи. — Свет не включай только, Ольгу разбудишь… Ольгу разбудить всегда было большой проблемой, но Данил все же ощупью добрался до двери и, приоткрыв ее, выглянул наружу. В коридоре стоял Димка Слепой — парнишка лет двенадцати, исполнявший обязанности кого-то вроде почтальона Убежища. Димка был слеп от рождения — радиация постаралась. Но хотя вместо глаз в глазных впадинах слезились дрожащие мутные студенистые горошины, в коридорах и переходах он ориентировался превосходно. Перемещался, касаясь одной рукой стены, а тросточкой в другой руке нащупывал путь, бодро чесал вперед и, начиная с трех лет, ни разу не заблудился и не сбился с пути. — Здрасьте, дядь Данил! Тебя полковник вызывает! — выпалил он. Димка каким-то своим внутренним чутьем всегда безошибочно определял, кто перед ним стоит. Данил поражался — это какую же чувствительность надо иметь, чтобы так чутко держать несколько метров окружающего пространства и всегда знать, что происходит вокруг тебя?! — Здоров, Димок! Ладно, передай, сейчас буду. Данил закрыл дверь и с досадой вздохнул. Родионыч ему хоть и не начальство — сталкер птица вольная, сам себе начальник и по определению и по роду деятельности, — но игнорировать его вызов не стоило. Невежливо это по отношению к наставнику, придется идти. Сон, похоже, накрывался медным тазом. В рабочем отсеке кроме хозяина уже сидели Герман и зампотыл Сычин. За свою маниакальную жадность и скопидомистость последний получил прозвище Плюшкин. Данил, когда-то в детстве прослушавший бессмертное произведение Гоголя на уроке литературы, был полностью с этим погонялом согласен. Данил постучал, вошел, прикрыл за собой дверь. Кивнул, приветствуя обоих, посмотрел на Родионыча. — Здравия желаю, товарищ полковник, — как-то так повелось, что к Родионычу он чаще обращался именно в такой форме, а не по имени-отчеству. — Вызывали? — А, Данька! — полковник же оставлял за собой право называть своего двадцатиоднолетнего воспитанника так, как звал и в десять, и в пятнадцать. — И тебе не хворать. Давай-ка, ходи сюда, разговор есть. Данил прошел, сел за большой прямоугольный стол с торца, напротив Родионыча, вопросительно посмотрел на полковника. — Со стороны войсковых вчера ракета была, — по-военному, без предисловий, начал глава Убежища. — Желтая. Хрен знает, что у них там случилось, может, как тогда с «тареном», но посмотреть не мешает. Сходите с Санькой? — Почему мы? — удивился Данил. — Случай-то рядовой. Пошлите вон из партизан кого. Нам завтра в ГБР, а потом сразу в рейд уходим. — Рядовой — да не рядовой, — полковник встал, прошелся в проходе между столом и стеной, на которой висела карта района, снова сел. — Не волнуйся за ГБР, если надо, освободим. Ты куда в рейд-то собрался? Мимо войсковых не пойдешь? — Не знаю пока, — Данил, усмехнувшись, пожал плечами. |
