– Может, эта монета поможет тебе вспомнить дорогу именно к Бахрамиусу, – мне было лень состязаться с этим усачом в словоблудии, мне было проще дать ему один золотой. – Он живет в самой высокой башне вашего города.

– Все верно, чужестранец, – подтвердил стражник. – Вон в той.

И хотя искомая башня была в одном квартале от нас, я не чувствовал себя идиотом. Ей-ей, иногда проще расстаться с золотом, чем бегать и стучать во все башни Селгара. И насчет высоты – это был очень сомнительный ориентир, если она и была выше своей соседки, стоящей совсем неподалеку, то ненамного. Да и увидеть это можно было только изнутри, из самой башни, снизу это в глаза не бросалось.

Дверь в башню Бахрамиуса была добротная, дубовая, большая – сразу видно, что тут серьезный волшебник проживает, зажиточный. К двери была присобачена колотушка, судя по всему – серебряная, что говорило о том, что он еще и уважаемый человек. Почему? Так не сперли же до сих пор, для Селгара это показатель. Хотя, может, его просто боятся?

Я несколько раз бахнул колотушкой в дверь, с последним ударом из-за нее послышалось:

– Вай дод, кто стучится в дверь? Зачем так много раз? Иду, иду.

Сначала мы увидели нос говорившего, длинный и толстый, как банан, после из-за двери появился его обладатель – верзила под два метра, с почти лысой головой, в широченных штанах и засаленной жилетке, надетой прямо на голое тело.

– Ты зачем стучал? – достаточно дружелюбно спросил он у меня.

– К волшебнику попасть хочу, – улыбнулся я. – К Бахрамиусу. Дело у меня к нему.

– Потом приходи, – носатый зевнул. – Он сейчас занят. Он кушает.

– Так может, я здесь подожду? – уточнил я. – Я понимаю, обед, все такое. Но это же не так долго?

– Ну да, он уже шурпа съел, сейчас барашка будет употреблять, – подтвердил верзила. – Потом будет рахат-лукум кушать, он его очень любит. А после спать ляжет – как не вздремнуть после обеда?

– А потом? – мне стало ясно, что у волшебников со стажем явно хорошая и спокойная жизнь. Я тоже так хочу.

– Потом он ужинать будет, вино пить, – не чинясь, ответил носатый. – Потом попоет немного и звезды смотреть станет. Ты сегодня не приходи больше. Завтра приходи.

– Как скажешь, брат, – Кро зло зашипела после этих слов, не понимая, что я делаю. – Твои слова для меня как сахарная вата – они приятны и всегда желанны.

Верзила заулыбался.

– Но скажи мне, – продолжил поспешно я, заметив, что он нацелился закрыть дверь. – Что с твоей головой, э? Почему нет волос?

– Старый стал, – печально поерзал по лысине ладонью носатый. – Ушли волосы от меня.

Кто писал текст, что за дичь? Это прямо как в инструкции к китайским гигиеническим салфеткам, которую я видел лет десять назад: «Женщина три. Мужчина не три. У себя три. У других не три. Гигиена уйдет от тебя». Вот и здесь такая же фигня.

– Так нельзя, – покачал я головой. – Я не желаю, чтобы мой друг, почти брат, ходил без волос, чтобы мерзкие уличные оборванцы тыкали в его сторону пальцами и кричали: «Лысый, лысый». Скорее я себе печень вырву, чем это допущу.

Я залез в сумку и вытащил оттуда тюбетейку, которую прихватил в пещере у Орта. Подержав ее в двух руках и поцокав языком, и обозначив тем самым, как она мне дорога, я протянул ее верзиле.

– Носи, брат. Она еще и с оздоравливающим эффектом – кто ее не снимая носит, у того через три года новые волосы вырастут.