– «Возьми мясо».

– «Нет».

– «Почему?»

– «Это добыча твоей стаи. Надо сражаться».

Момент был критический. Семен понимал почти все, или ему так казалось. Сколько бы ни было волков – три или тридцать, – среди них должен быть лидер, и он есть всегда. Если вожак погибает, его место занимает сильнейший из оставшихся. Но ведь было же! Было, когда для вот этого волчонка он – человек – стал как бы вожаком. Может, зверь не забыл?

– «Не буду с тобой сражаться, – изобразил Семен надменную усмешку. – Буду играть с тобой „длинной лапой“, а они пусть смотрят. Теперь ты в моей стае. Даю тебе и им мясо».

Риск был отчаянный – насколько зверь чувствует себя готовым бороться за лидерство? Кажется, у далеких потомков этих волков половая зрелость наступает в 3–4 года, но сколько лет ему? Да и как с этим обстоит дело здесь? Трое уцелевших сородичей, кажется, ему не конкуренты, все зависит от его решения. Ну?!

– «Волк не может быть вместе с ЭТИМИ».

У Семена отлегло от сердца – раз дело дошло до обсуждения условий, значит…

– «В моей стае псов больше нет. Остались две самки. Вы не тронете их. Это – ваши самки».

Бывший волчонок качнулся на лапах, сделал шаг, еще один… И потрусил к Семену!

Обе собаки, вероятно, чувствовали себя уже мертвыми. Они не кинулись в заснеженную степь – самым безопасным им казалось находиться возле человека. Но человек как будто не собирался их защищать – они придвинулись к самым его ногам, поджали хвосты и в безысходности отчаяния скалили зубы. По тому, как двигался, как смотрел волк, Семен почему-то безошибочно понял, что сейчас последует – нет, не бойня и не драка… Знакомство и признание – их, звериное, на которое человеку смотреть неприлично.

Когда пришли люди с волокушами, Семен был один среди мерзлых туш – ни волков, ни собак. Туши были выпотрошены, а потроха съедены.

– «Щенки – мои», – сказал человек на прощанье.

– «Да», – ответил тот, кто когда-то был волчонком.

«Вот оно и настало – время зеленой земли, настало… А мне-то что? Зачем?..»

В поселке (или теперь его нужно называть просто стоянкой?) ему было невыносимо: уединиться там негде, приходится быть день и ночь на людях. И не просто так: он должен быть весел, активен, уверен в себе. Стоит ему хоть на час перестать притворяться, и мертвящее уныние начинает расходиться кругом – в глазах людей всплывает почти забытая обреченность, движения замедляются, пропадает интерес к жизни.

Мяса овцебыков хватило на еду, а из шкур удалось построить новые жилища. Весна наступала мучительно медленно, но она все-таки наступила. Появились перелетные птицы, в залитой талой водой степи стали встречаться бизоны, олени и лошади, иногда на горизонте угадывались фигурки пасущихся мамонтов. Великая тундростепь сопротивлялась смерти: на массовую гибель животных зимой она ответила вспышкой рождаемости – в полтора-два раза больше обычного. Охотники осваивали новые приемы – долгие засады на перемычках между озерами. Все чаще на стоянке появлялось свежее мясо. Черный Бизон по наущению Семена заставлял все излишки вялить впрок. Пока не появились мухи, это было нетрудно, а на теплое время была начата постройка большого вигвама-коптильни.