Шаги мучителя стихли и глухо хлопнула закрывшаяся дверь. Светильники начали тухнуть, один за другим и сумрак, мало-помалу, воцарился вокруг. Только призрачное сияние крошечных бра пыталось рассеять подступающий мрак. Нет, лишь вокруг, но никак не внутри меня.

Серра, брат мой! Больше всего на свете, я хотела бы ощутить твои пальцы на моём теле, твои губы на моих и услышать слова нежности и любви. Как жаль, но всё что осталось – твой образ на моём полотне и светлые воспоминания, немеркнущим пламенем озаряющие ночь, внутри меня.

Я осторожно подползла к самому дальнему углу клетки, упирающемуся в холодную каменную стену, покрытую чёрными пятнами жирной плесени и запустила руку в щель между обжигающим кожу прутом и ледяной кладкой. Пальцы коснулись драгоценного подарка моей сестры. Единственное место, где я могла скрыть нечто личное от своих соглядатаев. Эта проклятая грань лишала нас способностей к маскировке и созданию одежды, вынуждая меня ходить полностью обнажённой.

Глупые люди! Им казалось, нагота тяготит меня и смущает отсутствие одежды. Нет, мне не доставало МОЕЙ одежды. Той, которую Серра ласково именовал сексуальным безумием; той, над которой смеялась сестра, а потом, втайне копировала; той, чьи линии и очертания не походили ни на один человеческий наряд.

Я достала тресп и положила на пол, перед собой. Прекрасная, всё-таки, штуковина. Создатель её понимал толк в красоте: эти очертания древесного листа, то – абсолютно прозрачного; то – матового, словно шлифованный металл. Рукоять, в форме идеального львиного тела, удобно располагалась в ладони, вызывая воспоминания о чём-то приятном и сексуальном. Как жаль, но всё это великолепие должно нести лишь смерть. Стоит воткнуть клинок в грудь, и она не заставит себя долго ждать. Перетерпеть мучения, и милосердная тьма навсегда сотрёт ту вселенную боли, где я живу последнее время.

Я не боюсь смерти. Никто из нас не боится. Но вокруг так много прекрасного, столько замечательных вещей, ради которых стоит жить дальше! Если бы у меня оставался хотя бы единственный шанс…

Тресп тускло мерцал в слабом свете и я, как зачарованная, протянула руку и положила пальцы на гладкую рукоять. Подняла оружие и медленно поднесла к лицу, любуясь переливами сияния в листообразном клинке. Осталось повернуть оружие остриём к себе и слиться с ним, как я сливалась с Серра. Брат мой! Те, незабываемые ночи под двумя лунами, около грохочущего водопада…Твои сильные руки на моём мокром теле и шершавая поверхность плоского камня, выступающего из чёрного, как сама ночь, озера.

Как забыть всё это? Забыть – значит предать Серра и остальных братьев, с кем я делила удовольствие секса. Исчезну я – исчезнут и они, растворившись в бездне небытия. Эгоизм – лечить свою боль, убивая память о братьях и сестрах, многих из которых уже нет в живых. Если я убью себя, исчезнут и они, оставив только жирную зловонную скотину, безнаказанно истязавшую меня каждый вечер.

Я ощутила отвращение к самой этой мысли. Это – не смерть в бою, а позорное бегство. Если я сейчас уйду, человек возомнит себя победителем, оказавшимся сильнее львицы, удравшей от него во мрак небытия. Никогда! Не позволю мерзкому животному победить!

Я опустила оружие и вдруг ощутила прорвавшееся чувство присутствия постороннего. Не запах – нет, его не было, шагов я тоже не слышала, но ведь все львицы – охотницы. Я – тоже, пусть и не самая лучшая (К чему кривить душой? Одна из худших). Я обернулась и наткнулась на внимательный взгляд стальных глаз.