Попыток вырваться охотник не предпринимал. И молчал.
– И ещё, ты спас меня, значит несёшь за меня ответственность. А я – самая неприспособленная и бестолковая, из всех львиц. Если рядом со мной не будет большого сильного льва – мне конец, – я склонилась к самому его лицу, – и я буду любить тебя.
Когда я потянулась к верхней пуговице его рубашки, жёсткая ладонь перехватила моё запястье. Я подождала. Хватка ослабла, и рука охотника освободила мою. Ох уж эти мужчины! Они такие нерешительные: всё приходится делать самой. Я расстегнула остальные пуговицы и осторожно надела медальон на шею Чара. Он тяжело дышал, но, по-прежнему, безмолвствовал. Тогда я достала браслет перехода, и охотник послушно позволил золотой цепочке скользнуть на его запястье.
– Брат мой, – сказала я.
– Любимый, – пробормотала я.
Чар ещё раз поцеловал меня и только теперь я сообразила, какие слова сорвались с моих губ. Почти испуганно я посмотрела на льва, а он ответил глубоким загадочным взглядом и вдруг, не сказав ни слова, одним стремительным прыжком выпрыгнул в окно. Некоторое время я неподвижно лежала на осиротевшей кровати и бездумно смотрела в прозрачное синее небо, силясь осознать произошедшее. Потом, села и охватив ладонями согнутые ноги, принялась разглядывать противоположную стену. Вроде бы ничего нового: та же серебристая паутина и тусклый след от висевшей некогда картины, но казалось будто всё стало ярче и отчётливее. Но нет – перемены были не снаружи, они притаились внутри. Похоже, я изменила своему давнему правилу. Причём, сделала это уже второй раз.
– Хочешь посмотреть? – не оборачиваясь, поинтересовалась Рейа.
– Конечно, – согласилась я.
Маленькая сестра работала абсолютно обнажённой и лишь её длинные, ослепительно белые волосы, ниспадали на тело, защищая его от посторонних (чьих?) взглядов.
Я подошла ближе, и мы вместе посмотрели на грубый холст, послуживший основой для картины. Точно – портрет. Но такой странный…Поначалу мне показалось, будто я различаю лицо Серра, но удивительно огрубевшее, словно лев был чем-то взбешён. Но стоило слегка повернуть голову и на меня внезапно уставился Чар. Один лев непонятным образом превращался в другого, а потом следовало обратное превращение. Настоящее волшебство.
– Поразительно, – у меня даже дыхание перехватило, – как это у тебя получилось.
Рейя пыталась сохранить серьёзное выражение лица, но надолго её не хватило, почти сразу же она хихикнула и ткнула меня локтем в бок.
– У тебя такая важная морда, – сказала она, – как получилось? Откуда я знаю. Честно говоря, я даже не знаю, кого из них, двоих хотела изобразить. Сначала, вроде бы, Серра, а потом начала думать про Чара. Как-то так оно и вышло. Помнишь свой портрет?
Как его забыть. Серра тогда очень долго пускал шпильки, а я была готова расколотить деревянную плиту о голову художницы. Сейчас мне так жаль картины, затерявшейся в бездне граней и времён, но уже ничего не вернуть.
Рейя мастерски изобразила меня, но если, как следует, присмотреться, то сквозь изображение львицы начинало проступать нечто первобытно-звериное, пока зритель, с некоторым удивлением, не обнаруживал перед собой четвероного хищника, изготовившегося к прыжку. |