Мы на лужайке перед домом, качаем нашу маленькую дочь на качелях… ты с одной стороны, а я с другой… металлические петли скрипят… дочке страшно и смешно одновременно… она смеется, а за ней следом смеемся и мы… и все так легко… все еще, кажется, впереди…

            Когда дыхание женщины стало ровным и почти незаметным, мужчина осторожно высвободил свою ладонь, поднялся и вышел в гостиную. Угли в камине еще бордово светились под серой шапкой пепла, отбрасывая на стены неровные, багряные тени. Подошел  к окну,  прижался лбом к ледяному, на треть скрытому под сугробом снега стеклу…

            Темнота, там, за стеклом, была абсолютной. На мили в даль - ни одного огонька, ни проблеска... Только снег светился кровью под лучами круглой красной луны…

Вот и все…

            Интересно, как это будет? Почувствуем ли мы боль или, может, удушье… а может сразу, мгновенно, превратимся в тлен? В прах, из которого вышли, и к которому, наконец, пришли?

Или весь этот черный мир за окном, заметенные снегом поля, скелеты пустых городов, государственные убежища высоко в горах, заметенные трупы по обочинам дорог, все… все это, просто исчезнет, как по мановению колдовской палочки злого волшебника? Растает, как эфемерный бред?

Он подошел к отрывному календарю на стене. Долго, прищурясь,  вглядывался в текст на верхнем листке, но в слабом отсвете углей камина почти ничего так и не разобрал. Вздохнув, поднял руку, потянул за нижний край листка, но остановился, передумав. Постоял и затем, вытянув перед собой, как слепец, руки пошел обратно в спальню…

В постели он нашел теплую сухую руку жены, прижал ее ладонь к своей небритой щеке, и осторожно прикасаясь губами к кончикам ее пальцев, истово повторял про себя:

Господи, скажи, за что нам это все?

Чем именно мы прогневили тебя?

Так, задавая немому небу свои бессмысленные вопросы, он и провалился в сон.

Но в последний, почти неуловимый миг, отделяющий физически осязаемое от призрачного царства, он на какую-то долю секунды окунулся, прикоснулся к Детству.

…В глаза бешено ударило палящее летнее солнце. В его лучах танцевали пылинки. Скрипела мелким, желтым песком дорожка под ногами, а вокруг огромными зелеными холмами высились деревья.

- Смотри, смотри… самолет…

- Где? Где, он?

- Да вот, вот же он! Давай я подниму тебя на руки, что бы лучше видеть…

- Осторожней, дорогой. Не  урони сына…

- Вон он! Видишь! Смотри, скорей!..

- Вижу!

-Я его вижу, папа… Да, Я его Вижу!

По далекому и, казалось, бездонному, голубому небу медленно ползла маленькая белая точка. Тонкая двойная спица инверсионного следа, как приклеенная, тянулась вслед, распадаясь и переходя в белый облачный дым у противоположного края неба…

- Куда они летят, мам?

- В далекую счастливую страну...

- Когда я выросту, мы тоже полетим туда?

- Конечно,  мой маленький…

- Конечно…

***

Ночью, когда они уже крепко спали, мир неощутимо вздрогнул и остановился…

Вначале потемнела и погасла луна… следом, словно стертые огромной невидимой рукой, померкли бусинки звезд…

Утро так больше никогда не наступило.

На календаре, в пустой вымороженной гостиной, остался слегка надорванный последний лист – Пятница, 21 декабря 2012 года – древний праздник Митры.