Кто сам влюблён, безошибочно определяет эту «болезнь» у других. Когда княгиня Лесияра посещала строящийся Зимград, Олириэн неуловимо преображалась, её взгляд наполнялся тихим, немного печальным светом. Она не выходила за рамки учтивости, но рядом с белогорской повелительницей менялся её голос, её движения, даже её дыхание менялось. У Лесияры была супруга, которую та, по всей видимости, искренне обожала, а потому между ней и Олириэн не могло ничего возникнуть; Леглит слишком хорошо знала свою наставницу, чтобы заподозрить её в чём-то подобном. Олириэн безукоризненно следовала своему внутреннему мерилу порядочности и ревностно следовала обычаю безбрачия зодчих.
— Я немного вздремнула днём, вот и не спится, — сказала Леглит, наливая чашку отвара и себе. Тот уже немного остыл в заварочном чайнике и приобрёл терпкость.
— Ах да, сегодня же у тебя выходной, — вспомнила Олириэн. — Что ж, тогда, если не возражаешь, я хотела бы спросить твоего мнения вот о чём...
Они немного поговорили о рабочих вопросах, но недосказанность витала в воздухе. Леглит думала о Зареоке, Олириэн — о Лесияре. Понимая друг друга без слов, они, тем не менее, ни слова друг другу не сказали о том, что жило в глубине их сердец. Леглит съела кусок хлеба с холодным мясом, и её голод улёгся. Она исполняла обещание не забывать о пище, поддерживающей телесные силы, которое она дала Зареоке.
— Что ж, всё-таки попробую заснуть, — улыбнулась Олириэн. — Иначе завтра работница из меня будет никакая.
— Спокойной ночи, сударыня, — поклонилась Леглит.
— И тебе, — кивнула наставница.
Леглит набралась смелости и заглянула к жрицам Лалады, да не к рядовым, а к тем, что обитали в общине Тихой Рощи. Насколько она знала, близость к этому месту в жреческой иерархии имела большое значение.
— Уважаемые сударыни, мне хотелось бы знать, могу ли я заключить брак с жительницей Белых гор? — как можно более коротко и ёмко задала Леглит свой вопрос.
Ей ответила сама Верховная жрица Левкина:
— Препятствий к этому нет. Единственное, что ты должна сделать — это вступить в лоно Лалады, окунувшись в воды Тиши.
Итак, нужен был всего один небольшой обряд. Как будто не слишком сложно... Честно признаться, Леглит была готова принять какую угодно веру, если от этого зависело счастье Зареоки. Темань осталась в далёком незапамятном прошлом, в другом мире — куда ещё дальше?.. Она измучила, обескровила Леглит, выпила её досуха, но она её ни в чём не винила. Став частью её опыта, частью души, та любовь-болезнь уже не имела над Леглит живой власти. Это был заведомый тупик, сейчас она понимала это как никогда ясно. Зареока же, будучи вдесятеро проще Темани, завладела её душой с первобытной силой — силой неба и земли, без которой невозможными становились сама жизнь, само дыхание. Непобедимое, светоносное жизнелюбие и жизнерадостность этой девушки, её мягкое, женственное очарование, тепло души — всё это покорило Леглит бесповоротно, и она сдалась в плен безоговорочно, с восторгом и без остатка. Зареока возрождала, вдохновляла её, пробуждала её собственное жизнелюбие и открывала ей простые истины, которые она за искусственным усложнением искушённого разума уже перестала замечать...
Как оказалось, мысли Зареоки шли в том же направлении. На одном из следующих свиданий она сказала:
— Леглит, родная моя... Я больше не могу скрывать тебя от моих родных. Это неправильно. Мои родительницы мудрые, они всё поймут, я верю.
Одним словом, в будущий четверг Леглит предстояло знакомство с родителями девушки. Отчего-то её наполняли не самые радужные предчувствия, но она старалась не подавать виду.
Освободив вечер назначенного дня от дел, Леглит очутилась в доме Зареоки. Увидев её родительниц, она сразу поняла, в кого та пошла: матушка Душица, такая же невысокая и пухленькая, смотрела на гостью не то с испугом, не то с недоумением. |