Внутри, бережно переложенные одеялом, лежали два черепа — отца и бабушки, которую Лисил никогда в жизни не видел.
Моя мать жива, подумал Лисил, и сейчас эта мысль отчего-то не принесла ему облегчения. Он коснулся отцовского черепа, затем перевел взгляд на череп бабушки. Малец называл ее Эйллеан. Она была старейшиной анмаглахков.
Сейчас в Древинке бушует гражданская война. Та самая, о которой с горечью и страхом говорил рослый капитан в Соладране, на Стравинской границе. Очень скоро пламя войны охватит и Войнорды.
И первую искру этого огня зажег он, Лисил, в минуту невыносимой душевной муки.
Этого Малец в присутствии Винн и всех прочих не сказал, но Лисил и сам все понял.
Хоть он и противостоял замыслу касты, к которой принадлежала его мать, но в конце концов невольно послужил их целям.
Подошла Магьер, остановилась за спиной у Лисила, и взгляд его переместился на череп Гавриела.
— Мать захочет похоронить его сама, — прошептал Лисил. — Если мы... когда мы найдем ее.
Магьер легонько коснулась ладонью его плеча — и тут же отвела руку.
— Сними-ка ты сапоги.
То была роль, которую она взяла на себя в последние дни, — роль заботливой и вежливо-отчужденной няньки. Лисил встал и, устроившись на краю кровати, снял с себя плащ и сапоги. Стягивая через голову рубашку, он скривился от нестерпимой вони. Хорошо бы найти время выстирать всю одежду перед тем, как отправляться в горы.
Магьер села на кровати рядом с ним, тоже сняла сапоги. Ее рубашка на плече была разодрана и заскорузла от засохшей крови.
— Мы найдем ее, Лисил. Мы завтра же тронемся в путь.
Полуэльф молча кивнул.
— Ляг, — негромко проговорила Магьер.
Лисил лег, глядя, как она развязывает кожаный ремешок, который стягивал в конский хвост ее черные волосы. На правой руке у нее тоже было пятно запекшейся крови.
Магьер уронила на пол кожаный ремешок, тряхнула головой — и волосы рассыпались по спине. В комнате было так темно, что нечему было зажечь в ее гриве алые искорки.
Магьер стояла спиной к Лисилу, стояла так долго, что он поневоле задумался: а только ли отца бесповоротно потерял он в поисках прошлого? И было ли противостояние анмаглахкам, сородичам матери, единственным предательством, которое он совершил, вернувшись домой? Магьер повернулась так стремительно, что Лисил не успел разглядеть выражение ее бледного лица, когда она легла рядом с ним и повернулась на бок. И положила руку ему на грудь.
Полуэльф едва нашел в себе силы накрыть ее ладонь своей — боялся, что Магьер его оттолкнет.
— Все хорошо? — шепотом спросил он.
Ладонь Магьер скользнула к его плечу, женщина придвинулась ближе — так близко, что наконец уткнулась лицом в его висок и волосы. И долго молчала, прежде чем ответить.
— Все будет хорошо, — прошептала она.
Эпилог
Аойшенис Ахарэ — Вельмидревний Отче — ощутил зов Бротандуиве в недрах громадного дуба, который служил ему пристанищем. Древо прожило на свете почти так же долго, как он сам, и было старейшим в этом великом лесу. Одряхлевшая плоть и непостижимо долгая жизнь Вельмидревнего Отче покоились в полости из живой древесины, выращенной внутри дуба.
В незапамятные времена эта полость в стволе гигантского дерева была бережно выпестована для удовлетворения будущих нужд Вельмидревнего. Он жил так долго, что даже старейшины кланов не помнили, откуда он явился или почему привел своих подданных в этот дальний, уединенный угол мира. Искушенный во всем, что касалось деревьев, Вельмидревний более не являлся во плоти среди своих сородичей. Плоть его жила лишь благодаря трудам великого леса, который посредством этого древнего дуба неустанно вливал в него жизненную силу.
По корням дуба, которые под землей соприкасались с корнями соседних деревьев эльфийского леса, Вельмидревний мог свободно перемещать свое сознание в любое место великого леса. |