Но этим дело не кончилось: внезапно воздух вокруг закружился воронкой и, оторвав ее от земли, увлек за собой в ночное небо.
Киву вращало как торнадо, и она закричала, но потом закрыла рот. Она чувствовала крепкую хватку Голдрика, связывающую их двоих, и успела еще поразиться, как он вытворяет такое, но удивление померкло на фоне выворачивающей наизнанку тошноты – так ее крутило.
Она ничего не видела, кроме размазанной чернильной тьмы ночи, воздух стал ледяным, а ветер все хлестал, да так, что на Киве будто живого места не осталось.
Наконец, спустя несколько секунд – хотя казалось, что прошли часы, – все наконец прекратилось, а Кива вернулась на твердую землю. Голова кружилась, и она тут же рухнула на колени; она смутно понимала, что оказалась на залитой лунным светом полянке, а вдалеке мерцают огни деревушки, но больше ничего не рассмотрела: пришлось закрыть глаза, чтобы справиться с приступом тошноты.
Откуда то слева застонала Эшлин.
– Боги, что это было?
Голдрик, не успев ответить, упал без чувств.
Когда его тело шлепнулось на землю, Кива вновь открыла глаза и переборола остатки головокружения.
– Голдрик?
В ответ она услышала только как вырвало Эшлин, так что Кива шатко подползла к бывшему лидеру повстанцев, чтобы пощупать его пульс.
– Уф, – буркнула Эшлин, когда рвота остановилась. Потом спросила погромче: – Умер?
Под пальцами Кивы бился сильный пульс, и она ответила:
– Кажется, просто потерял сознание.
– Ничего удивительного, – ответила Эшлин, кое как вставая на ноги. – Ни разу не видела, чтобы магию воздуха применяли вот так. Даже не знала, что это вообще возможно.
Она с прищуром всмотрелась в сторону деревни, пытаясь понять, где они оказались.
– Он перенес нас не меньше, чем…
Охнув, она умолкла.
– Что? – спросила Кива, заметив, как та потрясена.
– Я знаю, где мы, – неверящим тоном заявила Эшлин. – Это Садбери. Отсюда до Стоунфорджа меньше двух миль.
Она пристально посмотрела на бесчувственное тело Голдрика.
– Вот зачем он спрашивал, куда мы направляемся, – чтобы знать, куда нас перенести.
Кива пораженно глазела во тьму.
– Хочешь сказать… Мы вернулись в Эвалон?
Эшлин кивнула; лунный свет серебрил ее лицо.
– Сама бы не поверила, если бы услышала.
Она выглядела ошеломленной, но справилась с собой и вернулась обратно к Киве, стоящей на коленях около Голдрика.
– Не пытайся его исцелить, лишнее внимание нам ни к чему, – велела она, хотя Киве предупреждение и не требовалось. – До крепости мы его не донесем, тяжеловат, но тут на краю деревни есть таверна.
Эшлин взяла его за плечи.
– Хозяйке можно доверять, оставим его у нее, а потом я за ним кого нибудь отправлю. – Она кивнула на ноги Голдрика. – Готова?
Кива встала, взялась за ноги Голдрика и с пыхтением подняла. Затем они с Эшлин бочком дотащили бывшего лидера повстанцев до деревни. К облегчению Кивы, принцесса не ошиблась насчет расстояния: таверна оказалась первым зданием на краю Садбери.
Хозяйка таверны сразу же узнала Эшлин, и, хотя эта коротко стриженная женщина изумленно подняла брови при виде их нарядов горничных, она торопливо провела их наверх, в свободную комнату, и пообещала не отпускать Голдрика, если тот очнется. На всякий случай она заперла дверь, а Эшлин пообещала, что через час его заберут.
Кива и Эшлин вышли обратно на душистый ночной воздух – летом здесь было куда теплее, чем в Мирравене, – и лишь теперь Кива задумалась, что делать дальше. С тех пор как Креста помогла ей в Залиндове вернуть боевой дух, она отчаянно жаждала вернуться к друзьям и к брату, а теперь, сбежав от Навока, вернувшись в Эвалон, наконец могла это осуществить. |