– Возьми этот, а полный отдай мне, – протянул Усман товарищу наполовину пустой магазин. – Тебе стрелять не придется, а нам… еще не известно.

Поменявшись с одноглазым магазинами, чернобородый чеченец забросил автомат на плечо, обнялся с каждым из приятелей и, не оглядываясь, скорым шагом направился к крайним домишкам Шароя.

Касаев с Вахой залегли в кустарнике и принялись поочередно глазеть в окуляры старенького полевого бинокля. А сзади, в десятке шагов – под кривыми низкорослыми деревьями в ожидании своей участи сидел связанный мужчина…

На полпути к селу, когда до кривых дувалов оставалось не более трехсот метров, Турхал-Али поднял руки. Неснаряженный магазином "калаш" свободно болтался на ремне сбоку, сам магазин торчал за поясом рядом с длинным кинжалом; серая телогрейка для пущей убедительности была расстегнута.

– Есть! Двое местных ментов подбежали к забору, – передав товарищу бинокль, известил Ваха, – и не стреляют, Усман! Слышишь, не стреляют!!

Чуть подстроив резкость, тот приник единственным глазом к окуляру и разглядел пару голов, торчавших из-за каменного укрытия. Через минуту к этим двоим присоединились еще трое вооруженных мужчин в камуфлированной форме, а по двум соседствующим улицам к околице подтягивалось внушительное подкрепление с ручным пулеметом. Забор ощетинился стволами, но пока посланного парламентера не трогали.

Вероятно, выполняя чьи-то команды, Турхан-Али замедлил шаг, приблизился к заграждению, остановился метрах в двадцати. Швырнув автомат на землю – поближе к забору, повернулся кругом, скинул телогрейку и сделал второй оборот. И снова воздев руки к небу, побрел вперед…

Его заставили перелезть через сложенное из природного камня строение. За забором началась странная возня, суть которой до Вахи с Усманом дошла не сразу. Лишь через минуту стало ясно, что пожилого приятеля жестоко избивают.

– Суки! – остервенело прошептал Касаев. – Говорил же я вам – нечего к ним соваться!…

Молодой Ваха нетерпеливо вырвал бинокль и тоже заскрежетал зубами…

– Почему они его бьют?! – вскипел он, зло сплюнув на траву. – Он же пришел к ним сдаваться! Он… он, наверное, не успел рассказать о пленнике!…

– Тише! – зашипел Усман.

И хотя до села было метров шестьсот, юноша сбавил громкость и горячо зашептал:

– Они не знают о нашем пленнике! Им нужно сказать о нем!

– Знают, – отчеканил старший.

И точно в подтверждение его слов где-то невдалеке по древесному стволу щелкнула пуля, а следом донесся и звук выстрела. По открытому пологому склону, отделявшему опушку леса от селения, короткими перебежками передвигалось около десятка человек.

Одноглазый чеченец скорее по привычке передернул затвор, приник щекой к прикладу – прицелился в ближайшего из неприятелей. Но Ваха схватился обеими руками за ствол автомата:

– Одумайся, Усман! Мы же не за этим сюда шли!…

Пришлось оставить затею. Крепко выругавшись, он всматривался в бегущих к лесу людей и лихорадочно решал, что же делать дальше…

Да, реакция местных силовиков на появление у села Турхал-Али была неожиданной. Конечно, объятий и застолий никто не ждал. Но избиение пожилого мужчины – почти старика, и последовавшая за этим беготня с оружием наперевес, выглядели непонятным фарсом. Для чего им понадобилось имитировать атаку во фронт? Палить по опушке леса? Ведь требовался лишь короткий взмах руки бросившего оружие парламентера, чтобы его товарищи сами вышли из укрытия, прихватив с собою пленника!

Догадки одна за другой проносились в голове Усмана: "Не поверили Турхал-Али? Или приняли сдачу за уловку? Мы опоздали, пришли слишком поздно – силовиками уже получен приказ уничтожать всех, кто спускается с гор? Или… или кто-то по собственной инициативе взялся сводить счеты за чью-то смерть?…"

Однако времени разгребать ворох мыслей и выискивать суть не оставалось – бойцы в камуфляже успели достичь середины открытого пространства.