– Какая разница – сегодня или завтра? Ты же сам много раз нам доказывал: с трупами меньше возни и проблем!

Тот с минуту подумал, но, поморщившись, признался:

– Нет, это будет выглядеть моей слабостью, сведением счетов за поражение… Нет, Гурам. Позже…

– Тогда пообещай, что позволишь лично мне всадить в него несколько пуль!

– Хорошо. Обещаю. Только не забудь главное: тело его должно выглядеть так, будто смерть наступила в обычной перестрелке.

– Спасибо, Вахтанг! Я хорошо это помню. И все сделаю, как договаривались! Спасибо!

Солнце пряталось за остроконечные вершины. Наступали короткие южные сумерки.

Дробыш приветствовал победу командира звонким шлепком по подставленной ладони.

– Пусть, сучары, знают, как проверять на прочность русский спецназ! – довольно ухмыльнулся он.

Усевшись на место, Станислав потрогал разбитую бровь и внезапно поймал пристальный, изучающий взгляд Касаева. Тот словно пытался прочесть его мысли – задумчиво и долго буравил единственным глазом. Потом, нащупав фляжку, бросил ее русскому.

Лицо Вахтанга молодые грузины врачевали около получаса – до наступления темноты. Отмыв от крови, обработали спиртом, большие ссадины залепили пластырем.

А спустя четверть часа снова полыхал и весело потрескивал большой костер. Чеченцы ждали полуночи для исполнения молитвы, грузины же, похоже, спать не намеревались – Давид вытащил из рюкзака бурдюк с вином; дружно заскрипели ножи по тонкому металлу консервных банок…

Для Бельского это могло означать только одно: если празднество затянется, то ближайшей ночью завладеть оружием и перебить бандитов не удастся.

"Ничего, я все равно подожду – спешить мне некуда, – перекладывая нож из голенища за пояс, подбадривал себя Станислав. – Сейчас прикорну на пару часиков – раньше они не угомонятся, а потом посмотрим…"

Грузины веселились почти до самого утра. Подполковник мог с легкостью освободиться от веревок, однако удобного случая для того, чтобы воспользоваться свободой так и не выпало. Рыжебородый словно ожидал подвоха: расположился лицом к освещенным пламенем костра пленникам, оружие держал под рукой и реагировал на каждое движение. Застать же компанию врасплох не позволяла приличная дистанция…

И снова, едва забрезжил рассвет, в кармане жилета Вахтанга ожила рация. Он спешно выхватил ее и, нажимая кнопки, громко назвал позывные. Затем состоялся короткий диалог, а еще минут через тридцать послышался нараставший гул.

– "Восьмерка", – печально оповестил Дробыш, посматривая в ясное небо.

В точности повторяя маршрут "игрушечного" вертолета, над холмами летел "Ми-8". Последний разворот он выполнил немного дальше и снижался с солидной неторопливостью. Приземлился в сотне метрах от разбитого лагеря; с минуту помолотив лопастями прозрачный воздух, выключил движки.

– Как думаешь, командир – это за нами? – вопрошал Иван.

– А то за кем же, – проворчал тот. И шепотом добавил: – Ты вот что… Постарайся в вертолете сесть поближе ко мне.

– Понял.

– И будь готов во время полета к решительным действиям. Усек?

Спецназовец обратил к подполковнику повеселевшее лицо:

– Так я всегда готов, командир!

– Ну и ладненько…

Перед посадкой в "вертушку" грузины заставили пленных загрузить в кабину тела двух мертвых спецназовцев, затем проверили надежность веревки и усадили всех вдоль правого борта.

А потом опять произошла короткая стычка Вахтанга с одноглазым.