В оголенных ветвях еще сохранилась память об этом ужасе. Стеклянная дверь дома сорвана с петель, а ступени сломаны.
Перед моим мысленным взором вдруг предстала картина: что-то черное, похожее на человека, но до неузнаваемости изуродованное, зажато в ветвях дерева… Вонзившись в сердце, видение исчезло.
— Мы считаем, что она погибла на ступенях, — тихо сказала Анна. — Но Сергей повесил ее на дереве и… В общем, мы подоспели слишком поздно. Вы с отцом уже давно уехали. Про твое существование мы узнали только спустя годы.
Он повесил ее на дереве. Боже…
— Вы ничего не знали про меня? — еле слышно выговорила я.
В ее ответе прозвучала… горечь. Или злость. Я не могла понять, да и черт с ней.
— Нет. Твоя мама оставила Братство по личным причинам. Они никому не известны.
И мне тоже. Я закрыла глаза. Кашлянула.
— Я считала, что светоча — яд для вампиров. Так…
Так сказал Кристоф.
— Так и есть. Для них ядовито наше дыхание, само наше существование для них смертельно опасно. Но некоторые — лишь немногие — носферату очень могущественны, и короткое время выдерживают. А короткого времени Сергею как раз хватило. — Ее идеальные брови сошлись на переносице. — Вот почему он их владыка.
Так странно. Его имени обычно не упоминали. Говорили «он» или «сами-знаете-кто». Однако Кристоф и эта девица произносили его так, словно говорили про знакомого.
Я не хотела об этом думать. Казалось, меня вот-вот вырвет, или я умру, или просто упаду на пол и буду дрожать.
— А при чем тут Кристоф?
Она шлепнула фото на стол лицом вниз. На обратной стороне я успела заметить синюю чернильную черту — словно кто-то рассек карточку пополам. Еще бумаги.
— Вот расшифровка телефонного разговора между членом Братства, чья личность не установлена, и одним из носферату из лагеря Сергея. В этом разговоре Курос выдает местонахождение твоей мамы. Кристоф — единственный, кому было о нем известно. Он лично тренировал твою маму, они были близко знакомы.
Он ее тренировал?
— Близко знакомы? Сколько ему лет?
— Достаточно, чтобы помнить последние годы Первой мировой войны, мисс Андерсон. У нас больше нет доказательств. Запись исчезла, а тот, кто ее стенографировал, погиб в сражении. Подозрительно, должна я сказать. — Я осознала, что она пристально наблюдает за мной. Не глядя на меня в упор, а так, боковым зрением. — Кристоф наверняка будет искать дальнейших контактов. В этом случае я категорически настаиваю, чтобы вы дали знать «куратору» и были готовы к подробному отчету. Ясно?
Приказной тон? Это что-то новенькое. Видимо, если эта леди сказала бы «Прыгайте», все вокруг взлетели бы в воздух не хуже баскетболистов.
Слова уже вертелись на языке. Он приходил ко мне. Всего несколько простых слов, и груз, так больно давящий на сердце, будет снят. Можно переложить проблему на чужие плечи — на плечи взрослого — и жить припеваючи.
Но я снова услышала шорох крыльев и почувствовала, как они коснулись моего лица. Я даже вздрогнула — таким реальным было ощущение.
Вспомни, Дрю, чем все обернулось, когда ты пыталась поручить решение проблемы кому-то еще. Ты позвонила Огасту, и тебе казалось, что вот сейчас все наладится. И где ты сейчас?
Это предупреждение. Простыми словами, без всяких накручиваний, как и все бабушкины уроки.
— Совершенно ясно, — услышала я свой голос. И впервые он был такой же уставший и взрослый, какой иногда у Грейвса. Может, он тоже чувствовал тяжесть на душе? Вероятно. Я так хотела его видеть, что у меня даже тряслись руки.
— Мне нужно идти, — сказала леди Анна. |