Могу я доложить, кто его спрашивает?
– Оливер Рэтбоун.
– Входите, мистер Рэтбоун. Я сейчас позову его.
– Благодарю вас. – Гость проследовал за хозяйкой.
Ждать ему пришлось несколько минут. Затем дверь отворилась, и появился Уильям. Стоило ему войти, как все старые чувства всколыхнулись в душе Рэтбоуна: странная смесь симпатии и неприязни. Но, с другой стороны, и Монк был сложным человеком – бесцеремонным, непредсказуемым, умным, обладающим странным чувством юмора, вспыльчивым и безжалостно честным во вред себе и другим. Красавцем его назвать было трудно: хорошо сложен и крепок в кости, широкий нос с горбинкой, настороженные глаза, большой тонкогубый рот, на нижней губе – шрам.
– Приветствую вас, Монк, – сухо сказал Рэтбоун. – У меня безнадежное дело, требующее некоторого расследования.
Детектив резко приподнял брови:
– И, естественно, вы обратились ко мне. Весьма обязан. – В его глазах промелькнула и исчезла насмешка. – Но дело, полагаю, не безнадежное? Вы ведь редко работаете ради любви к искусству!
Произношение Монка поражало своей безупречностью. Долгие годы он старательно искоренял из своей речи певучий нортумберлендский акцент, и теперь его идеальный английский блистал чистотой.
– Совершенно верно. – Оливеру стоило больших усилий взять себя в руки. Уильям иногда безумно раздражал, но, видит бог, адвокат не позволит ему разговоривать с собой в подобном тоне! – Семейство имеет деньги, которыми я намерен воспользоваться для блага клиента. Скажем, нанять вас… Хотя боюсь, что никакое расследование несчастной уже не поможет.
– Действительно, – согласился Монк. – Звучит абсолютно безнадежно. Но раз уж вы здесь, то все-таки меня нанимаете. – Это было скорее утверждением, чем вопросом. – Лучше расскажите, что это за дело.
Рэтбоун с трудом вернул себе душевное равновесие и натянуто улыбнулся:
– Вы читали о недавней смерти генерала Таддеуша Карлайона?
– Естественно.
– Его жена созналась в убийстве.
Лицо сыщика приняло саркастическое выражение, но он промолчал.
– Она явно сказала мне не всю правду. – Юрист постарался, чтобы его голос звучал ровно. – И мне нужно знать, о чем она умолчала, прежде чем я отправлюсь выступать в суде.
– Как она объясняет свой поступок? – Монк сел верхом на один из деревянных стульев и, взявшись за спинку, посмотрел на адвоката. – Утверждает, что муж ее спровоцировал?
– Ссылается на его флирт с хозяйкой дома на званом обеде. – Теперь мрачный юмор прозвучал уже в голосе Рэтбоуна.
Уильям заметил это, и глаза его сверкнули.
– Преступление в порыве страсти, – констатировал он.
– Не думаю, – ответил его гость. – Но истинная причина мне неизвестна.
– А у нее самой не могло быть любовника? – спросил Монк.
– Возможно. – Это предположение претило Оливеру, но отмахиваться от него он не имел права. – А мне нужно знать наверняка.
– Но это точно сделала она?
– Не знаю. Ее золовка убеждена, что убийца – младшая дочь, у которой расстроены нервы после рождения ребенка. Она поссорилась с отцом в день его смерти, как раз на званом обеде.
– А мать взяла вину на себя, чтобы защитить дочь? – предположил Уильям.
– Так считает золовка.
– А лично вы?
– Я? Откуда мне знать!
Наступило молчание. Монк раздумывал.
– Оплата повременная, – обронил Рэтбоун, сам удивляясь своей щедрости. – И двойной оклад полицейского, поскольку работа не постоянная.
Он не счел нужным добавлять, что если детектив вздумает отлынивать или приписывать часы, то больше адвокат к нему не обратится. |