Миссис Собелл поморщилась.

– Ты имеешь в виду, не поссорились ли они? Сомневаюсь. Певерелл – не тот человек. Он очень вежлив и действительно нежно любит мою сестру. – Молодая женщина печально улыбнулась, словно о чем-то вспомнив. – И при всем при том он – сильная личность, – продолжала она. – Я привыкла именно так о нем думать. Обычно он умеет ее успокоить. Возможно, Певерелл не способен испытывать сильные чувства, но он мне нравится. В сущности, чем больше я его знаю, тем больше он мне симпатичен. Полагаю, Дамарис относится к нему точно так же. – Она покачала головой. – Нет, я помню, какой она вернулась с того обеда. Не думаю, чтобы дело было в ее муже…

– Ты так и не сказала, где в это время находились остальные. Таддеуш… прошу прощения, генерал Карлайон… упал или был сброшен через перила первой площадки. А где были остальные?

– Где-то слонялись, – безнадежно отозвалась Эдит. – Я так и не смогла разобраться. Может, тебе это удастся? Я попросила сестру прийти сюда, но она, видимо, забыла. Она сама не своя с того самого вечера.

Эстер еще не встречалась с сестрой миссис Собелл, хотя часто о ней слышала. Эта особа была то ли излишне чувствительна, то ли просто распущенна. Отзывались о ней порою весьма нелестно.

В этот момент, как бы упрекая ее в несправедливости подобных суждений, дверь открылась, и в проеме возникла самая привлекательная женщина из всех, каких только приходилось видеть мисс Лэттерли. В первое мгновение вновь прибывшая показалась ей просто эпически прекрасной: высокая, выше Эдит, и очень стройная. Ее темные мягкие волосы вились от природы, совершенно не соответствуя строгой современной моде, заставляющей женщин туго зачесывать волосы, оставляя лишь по одному локону над ушами. Одета она была в весьма практичную юбку без каких-либо намеков на обручи кринолина, зато блузка ее была причудливо отделана белыми лентами и вышивками. Наряд несколько вызывающий, но чувствовалось, что леди оделась так не ради кокетства и не из ложной скромности – просто ей так нравилось. Тонкое лицо поражало живостью мимики.

Дамарис вошла, прикрыла дверь и, замерев на секунду с заведенными за спину руками, с интересом посмотрела на подругу своей сестры.

– Вы Эстер Лэттерли? – спросила она, но этот вопрос прозвучал почти риторически. – Эдит говорила, что вы к нам сегодня придете. Я так рада! Как только мне сказали, что вы были в Крыму вместе с мисс Найтингейл, я с нетерпением ждала случая, чтобы с вами познакомиться. Вы должны обязательно прийти еще раз, когда мы все будем в сборе, и рассказать нам о Крыме и о сестрах милосердия. – Лицо ее озарилось внезапной улыбкой. – Или хотя бы мне. Я вовсе не уверена, что папа это одобрит, и абсолютно уверена, что это не одобрит мама. Слишком уж много независимости в ваших приключениях. Когда женщина забывает свое место, то, сами понимаете, расшатываются устои общества, то есть рушится семейный очаг.

Она подошла к диванчику в стиле рококо и небрежно присела.

– Мы приучены каждый день чистить зубы, – продолжала она, – есть рисовый пудинг, правильно говорить, носить перчатки в подобающей обстановке и не пускать слезу, каким бы превратностям нас ни подвергла судьба. Считается, что таким образом мы подаем хороший пример низшим классам, которые подражают нам во всем. – Любая женщина, устроившаяся на диванчике боком, выглядела бы в такой позе неуклюже, но только не миссис Эрскин. Ей было все равно, что о ней подумают другие. Однако в небрежности ее движений чувствовалась некая болезненная натянутость.

Внезапно лицо Дамарис потемнело, и она пристально взглянула на гостью.

– Полагаю, Эдит уже рассказала вам о нашей трагедии: о смерти Таддеуша и о том, что говорит полиция? – Она сдвинула брови. – Хотя я не представляю, кому было нужно его убивать.