— А ты почему не радуешься?

— Скорблю по отцу, — сухо ответила она. — У нас вино есть?

— Как он? Твой отец.

— Не знаю. В последнее время я его избегаю. Он… меня ослабляет. Сейчас я не могу этого себе позволить.

— Говорят, он теряет силы.

— Иногда мужчины теряют силы годами, — сказала Идаан, встала и пошла в свою спальню, держа перед собой липкие от виноградного сока руки. Адра пошел следом и лег на ее кровать. Идаан налила воды в каменный умывальник и, ополаскивая руки, посмотрела на жениха. Мальчик, растерянный мальчик. Можно сказать ему и сейчас… Она набрала в грудь воздуха.

— Я тут думала, Адра-кя… О том, когда ты станешь хаем.

Он повернул к ней голову, но не приподнялся и не заговорил.

— Очень важно, особенно первое время, заручаться поддержкой союзников. Основать свою династию непросто. Я знаю, мы договорились, что нас всегда будет только двое, но, возможно, это ошибка. Если ты возьмешь и других жен, ты внешне соблюдешь традиции и приобретешь союзников среди их семей.

— Мой отец говорил то же самое.

«Вот как?» — подумала Идаан, однако ее лицо осталось неподвижным и спокойным. Она вытерла руки и села на кровать рядом с Адрой. К ее удивлению, он плакал: из внешних уголков глаз сочились мелкие слезы, на лице блестели тонкие дорожки. Ее рука почти против воли приблизилась к его щеке, погладила.

Адра повернулся к Идаан.

— Я люблю тебя, Идаан. Я люблю тебя больше всего на свете. Больше всех.

Его губы задрожали, и она прижала к ним палец, чтобы он замолчал. Она не хотела этого слушать. Но он не собирался замолкать.

— Давай остановимся! Давай просто будем вместе. Я найду другой способ стать важным человеком, а твой брат… все равно ты хайской крови, и у нас будет хорошее содержание. Можно… можно мы остановимся?

— И все потому, что ты не хочешь взять другую жену? — тихо поддразнила его Идаан. — Не могу поверить!

Адра взял ее за руку. Какие у него мягкие руки! Идаан заметила это еще тогда, когда они в первый раз оказались в постели. Сильные, мягкие, большие… На ее глаза тоже навернулись слезы.

— Отец говорил, что я должен буду взять других жен. А мать сказала, что ты пойдешь на это, только если я позволю тебе иметь любовников. А теперь… прошлой ночью тебя не было, я ждал почти до рассвета. И ты… ты хочешь…

— Ты думаешь, я нашла другого?

Адра поджал губы — они стали совсем тонкими и бескровными — и кивнул. Его пальцы стиснули ее руку, как последнюю надежду на спасение. На ум Идаан пришла сотня ответов: «Да, конечно». «Как ты смеешь меня обвинять?» «Семай — единственное чистое пятнышко в моем мире, и я не позволю его запачкать».

Она улыбнулась Адре, как мальчишке, который сморозил глупость.

— Сейчас такой поступок был бы безумством, — ответила она, не солгав и не открыв правды.

Идаан подалась к жениху, чтобы поцеловать его, но не успели их губы соприкоснуться, как раздался взволнованный крик.

— Идаан-тя! Идаан-тя! Скорее!

Идаан вскочила, словно ее застали за недостойным занятием, потом овладела собой и одернула одежду. Зеркало подсказало, что краска на губах и глазах размазалась, однако времени освежать ее не было. Идаан поправила выбившуюся прядь волос и выбежала из спальни.

Служанка приняла позу извинения. Она была одета в цвета личной свиты ее отца, и сердце Идаан упало. Он умер. Умер!.. Но даже в поклоне было заметно, что девушка улыбается, ее глаза сияют.