— Спроси его по приезду. Он будущий хай Мати, и если он поступил, как ты говоришь, это не преступление.

— Напали на поэта…

— И ты погиб? Умираешь? Нет? Тогда не ищи у меня сочувствия. Иди, Маати-тя. Отнеси пленнику все, что хочешь. Хоть лошадь, пусть он скачет на ней из угла в угол, если тебе будет приятно. Только ко мне не возвращайся.

Хай принял позу приказа и завершения встречи. Маати встал и изобразил жест благодарности, которой почти не чувствовал.

Маати прошел по коридорам дворца, кипя негодованием. У себя в покоях он огляделся. Еще до аудиенции он собрал целый сверток: хороший шерстяной халат, холщовая торба с ореховым хлебом и сыром, сосуд воды — все должны разрешить. Маати свернул тючок потуже и перевязал бечевой.

Помост у основания башни охраняли стражники. Он представлял собой металлическую площадку, которая поднималась и опускалась по выемкам в каменной стене. На помосте умещалась дюжина человек. Маати назвался, надеясь, что одежды поэта и напыщенного вида хватит, чтобы его пропустили к заключенному. Однако охранники послали к хаю гонца, чтобы удостовериться, что Маати действительно разрешено увидеться с пленником и передать ему гостинец. Как только гонец вернулся, Маати залез на помост, и сигнальщик протрубил в большую трубу. Цепи туго натянулись, помост взмыл вверх. Маати вцепился в поручень. Костяшки поэта становились все белее, а земля под ним — все дальше. Крыши даже самых высоких дворцов оказались внизу; ветер трепал рукава. Так высоко были только башни Мати, птицы и горы. Маати не замечал всей этой пьянящей красоты и думал только о том, что будет, если хоть одно звено четырех цепей, на вид слишком тонких, разомкнётся. У открытых небесных дверей начальник охраны крепко взял его за руку и помог войти.

— Первый раз, а? — улыбнулся начальник, а его люди хмыкнули, правда, без издевки. Такому риску ради тщеславия города они подвергались каждый день.

Маати улыбнулся и кивнул, отходя от зияющей небесной двери.

— Я пришел к заключенному.

— Знаю, — ответил начальник. — Нам сообщили по сигналу трубы. Но учтите: если он на вас нападет — если захочет променять вашу жизнь на свободу, — я спущу вниз ваш труп. Заходя к нему, вы делаете выбор. Я за него не в ответе.

Выражение лица охранника было суровым. Маати понял, что тот считает опасность вполне вероятной. Поэт принял позу благодарности, хотя ему немного мешал тюк под мышкой. Начальник молча кивнул и подвел его к огромной деревянной двери. Четверо охранников обнажили мечи. Засов откинули, дверь открылась внутрь. Маати глубоко вдохнул и зашел.

Ота сидел в углу, сгорбившись и охватив руками колени. Услышав звук, он поднял глаза и тут же опустил. За Маати закрыли дверь и задвинули засов. Как же они боятся несчастного полумертвого узника!

— Я принес еды, — сказал Маати. — Думал было захватить вина, но это слишком уж празднично.

Ота издал низкий и хриплый смешок.

— Мне бы сразу ударило в голову, — произнес он слабым голосом. — Я слишком стар, чтобы пить на голодный желудок.

Маати встал на колени, развернул халат и разложил принесенную еду. Теперь ему показалось, что еды слишком мало, но, когда он отломил кусочек орехового хлеба и протянул Оте, тот благодарно кивнул. Маати открыл сосуд с водой, поставил у ног Оты и сел.

— Какие новости? — спросил Ота. — До меня доходит мало сплетен.

— Все прямолинейно, как в лабиринте, — усмехнулся Маати. — Дом Сиянти использует все связи, чтобы остаться в городе.