Магазин с вывеской «Librairie Ducroix» был расположен на авеню Опера. За стеклом красовались, со вкусом подобранные по цвету, прекрасные книги, напечатанные Аленом Дюкруа и переплетенные вручную. Прохожие не могли не остановиться, чтобы полюбоваться томами в темно-красных сафьяновых переплетах с золотым тиснением на крышках и рельефно выступающими полосками тесьмы на корешках. Были там книги, переплетенные в телячью кожу или пергамент, с бумажными раскрашенными вручную под мрамор корешками, все блоки были прошиты вручную, переплетные крышки, и передняя, и задняя, украшены глубоко впрессованными красно-золотыми орнаментами, обрезы позолочены.

Единственным диссонансом в витрине выглядел небольшой портрет маршала Петена, оправленный в рамку. Табличка чуть ниже сообщала: «Венду» – распродано. Это была горькая шутка: Петен продал немцам всю Францию. «Поставить его портрет в витрине – не самый разумный поступок, – подумал Меткалф. – Следует указать Дюкруа на опасность. Учитывая колоссальную важность его тайной работы, ему тем более следовало бы держать при себе свои политические пристрастия».

Меткалф толкнул входную дверь, и колокольчики мелодичным звоном сообщили о появлении посетителя. Магазин, уставленный столами и стеллажами, прогибавшимися под множеством томов поэзии и прозы, среди которых были и собственные публикации Дюкруа, был пуст.

Конечно, не совсем пуст.

– А-а, Даниэль! – раздался сочный баритон из глубины помещения. – Где вы пропадали?

Дюкруа, представительный грузный человек за пятьдесят с шапкой седых волос, быстро ехал по узкому проходу, сидя в инвалидном кресле. Хотя он был парализован еще с той войны, но все же казался могучим, его даже можно было бы назвать спортивным. Ладони инвалида были большими и мозолистыми, а на предплечьях играли мускулы.

Дюкруа протянул руку и приветствовал Меткалфа твердым рукопожатием.

– Вы, конечно же, пришли, чтобы купить мое новое издание «Les Fleurs du Mai», не так ли? Да, хороший выбор. Переплет из цельного куска черного сафьяна, наружные форзацы из красного сафьяна, внутренние – из бумаги с ручным мраморированием. Прекрасное издание, даже я сам не могу не признать этого. Не говоря уже о типографской ра…

– Этот портрет Петена в окне… – перебил его Меткалф.

– Да, – хихикнул Дюкруа. – Герой Вердена, но я плюю на него.

– Так вот, вам стоило бы уняться с вашими личными плевками. И на вашем месте я убрал бы эту штучку из витрины.

Дюкруа пожал плечами.

– D'accord, – сказал он и добавил, понизив голос: – Давайте поговорим в задней комнате.

Меткалф последовал за Дюкруа через весь магазин и за двустворчатую дверь в мрачную, немного похожую на пещеру комнату с каменным полом, где стояли ручной печатный станок, строкоотливная машина, на которой отливали матрицу из типографского сплава – гарта, и верстаки, на которых Дюкруа делал переплеты.

Меткалф объяснял, что ему нужно, а Дюкруа медленно кивал. Он слушал очень сосредоточенно, с закрытыми глазами.

– Да-да, – сказал он. – Да, это возможно. У меня возможно… да, должно было сохраниться несколько бланков. Нужно проверить. Их чрезвычайно трудно раздобыть. Мне пришлось пойти к старому другу, менеджеру одной из крупных типографских фирм здесь, в Париже. Они выполняют правительственные заказы, так что у него имелся запас чистых бланков. Печать министерства иностранных дел я сам отлил из гарта. А вот набор мне нужно будет сделать на линотипе, причем с великой тщательностью, чтобы комар носа не подточил.