– Она ткнула указательным пальцем в грудь накрахмаленной белой сорочки Даниэля. – Обрати внимание, он покупает для жены изделия французской моды, а не немецкой. Боши всегда бранили наш декаданс, но просто влюбляются в него, когда попадают сюда.
– Ну что ж, герр Мейер покупает самое лучшее.
– Герр Мейер? Что ты хочешь сказать? Ведь Геринг не еврей.
– Неужели ты не слышала? Он сам сказал: если хоть одна бомба упадет на Берлин, можете называть меня не Германом Герингом, а Мейером.
Агнесс рассмеялась.
– Говори потише, Даниэль, – громким шепотом предупредила она.
Эйген полуобнял ее за талию.
– Я вижу одного господина, с которым мне необходимо поговорить, doucette, так что прошу меня извинить…
– Ты хочешь сказать, что тебе приглянулась другая женщина? – строго спросила Агнесс, сопроводив свои слова несколько деланой улыбкой.
– Нет-нет, – усмехнулся Эйген. – Боюсь, этот разговор будет чисто деловым.
– Что ж, Даниэль, любовь моя, но ты, по крайней мере, должен раздобыть для меня немного настоящего кофе. Я не могу больше терпеть весь этот эрзац из цикория и жареных желудей! Ты сможешь, милый?
– Конечно, – ответил он. – Сразу же, как только представится возможность. Я ожидаю партию через несколько дней.
Но, едва успев отвернуться от Агнесс, он услышал строгий мужской голос:
– Герр Эйген!
Прямо за спиной у него стояла маленькая группа немецких офицеров, центром которой являлся высокий, державшийся по-королевски важно штандартенфюрер СС, с волосами, зачесанными назад а-ля помпадур, с маленькими усиками, рабски копирующими его фюрера, и в очках с черепаховой оправой. Штандартенфюрер Юрген Вегман был очень полезным человеком, именно он содействовал Эйгену в получении удостоверения «общественной службы», благодаря которому тот мог пользоваться своим автомобилем – сейчас по улицам города ездило всего несколько частных автомобилей. Транспорт превратился в огромную проблему. В последнее время пользоваться собственными автомобилями разрешалось только врачам, пожарным и почему-то ведущим актерам и актрисам, метро было ужасно переполнено, к тому же половину станций закрыли. Бензин полностью исчез, а о поездках на такси не могло быть и речи.
– Герр Эйген, эти сигары, «Упманн», они были несвежие.
– Мне очень прискорбно слышать это, герр штандартенфюрер Вегман. Вы держали их в хумидоре, как я вам советовал?
– У меня нет никакого хумидора и…
– В таком случае я постараюсь раздобыть его для вас, – сказал Эйген.
Один из офицеров, полный круглолицый группенфюрер СС – его звали Йоханнес Коллер – негромко захихикал. Он показывал товарищам французские фотооткрытки, тонированные сепией. Он быстро убрал их в нагрудный карман своего кителя, но не прежде чем заметил, что Эйген увидел их: это были старомодные порнографические картинки, на которых в различных непристойных позах изображалась статная женщина, одетая только в чулки и пояс с застежками.
– Нет, прошу вас! Они были несвежими, уже когда вы дали их мне. Я даже подозреваю, что они не с Кубы.
– Они с Кубы, herr kommandant. Скручены на обнаженных бедрах юных кубинских девственниц. Вот что, возьмите-ка еще одну, с моими наилучшими пожеланиями. – Молодой человек сунул руку во внутренний карман и извлек бархатный мешочек, содержавший несколько сигар, обернутых в целлофан. – «Ромео и Джульетта». Я слышал, это любимые сигары Черчилля. – Чуть заметно подмигнув, он вручил одну сигару немцу.
Подошел официант с серебряным подносом, полным канапе. |