Изменить размер шрифта - +
Но это больное сознание, потому что болен весь организм. Модернизм — продукт больной цивилизации. Утрата духовных идеалов, давление перенаселенности городов на психику, разрушенная экология. Что можно ждать от художника?

— Категорично, но честно, — сказала Джен. — Спасибо вам, Чарли. Я бы не смогла признаться, что не понимаю того или иного художника. В подобных случаях принято делать серьезный вид и произносить нечто неопределенное: «Да, пожалуй, в этом что-то есть…» А что именно, не уточнять. Люди панически боятся вслух сказать: «А король-то голый…»

Она посмотрела на Андрея глубокими, широко открытыми глазами, и он окончательно понял, что его так волновало и беспокоило до сих пор: во взгляде Джен светилась необъяснимая напряженность. И, поняв это, он сразу представил, как надо ее рисовать, чтобы не убить, не приглушить остроты этого тревожащего душу взгляда, а, наоборот, подчеркнуть его, оттенить.

Несколько решительных движений кистью — и вот, словно переводимая с серой полупрозрачной бумажки, картина начала вдруг оживать и светиться. Теперь, уже заранее радуясь удаче, Андрей заметил, что лицо Джен, гордое и властное, придется несколько притенить, смазать, чтобы только глаза, одни глаза стали центром портрета.

Когда работа идет хорошо, и ты чувствуешь, что все получается именно так, как задумано, больше того — лучше, нежели ты предполагал, настроение поднимается, исчезает чувство усталости и ощущение времени. Может быть, это и есть вдохновение?

— Вы меня совсем замучили, — сказала вдруг Джен. — Дайте же взглянуть, что там у вас получается.

Она в изумлении остановилась перед полотном.

— Неужели у меня такие глаза?

— Не знаю, — ответил Андрей, — но я их вижу такими.

Он вытер руки холстиной и в изнеможении опустился в кресло. Только сейчас дало о себе знать чувство усталости.

— Что вам помогает так рисовать?

— Как именно?

— От взгляда на этот портрет мне самой становится не по себе. Неужели я такая?

— Какая?

— Красивая…

— Да.

— Вы не ответили, что вам помогает так рисовать?

— Любовь. Нужно любить человека…

— Женщину?

— Женщину тоже. И тогда увидишь в ней то, что она сама не видит в себе.

— Почему же не на всех портретах женщины прекрасны? Например, у Модильяни?

— Потому что он никогда их не любил. Или его любовь была любовью психопата. Безобразность портрета отражает уродливость души мастера.

Андрей плеснул в стакан немного виски, разбавил содовой. Тонкий аромат прокопченного дымком ячменя действовал успокаивающе.

Джен все смотрела на полотно.

Андрей утопил клавишу радиоприемника. И сразу в комнату ворвался удивительно чистый русский голос:

— Болеро Равеля. Исполняет Большой симфонический оркестр Московского радио.

От неожиданности Андрей замер. Он так давно не слыхал родной речи, так не был готов к встрече с ней. Внешне ничто не выдало волнения. Он лишь прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

— Откуда это? — спросила Джен в гулкой паузе» наполненной легким треском эфира.

— Европа, — ответил Андрей. — Какие-то славяне, должно быть.

Он еще не договорил, как в комнату вкатилась дробь барабанов.

— Что-то военное, — сказал Андрей и протянул руку к приемнику.

— Не надо, — едва шепнула Джен и положила ладонь на его запястье. — Это Болеро Равеля.

Андрей кивнул, чувствуя, как обожгло ее прикосновение.

Быстрый переход