Все эти творческие личности удивительно эгоистичны, непредсказуемы и, в сущности, опасны. Нет, с актрисами нельзя иметь никаких дел, дал себе мысленный зарок Турецкий. И даже головой резко качнул, отметая от себя легкомысленных и коварных служительниц Мельпомены.

– Что ты, Шурик? – испуганно склонилась к нему жена. – Голова? Сердце?

Она тронула прохладной рукой его лоб. Он прижался губами к длинным, тонким пальцам. Ирина – это Ирина! Ни у кого такой нет!

– Побаливает, – схитрил Александр, боясь, что она уберет руку.

Но она не убрала. Она забралась к нему на колени, обхватила его голову и, перебирая густые выгоревшие пряди, зашептала:

– Шурик! Тебе нужно отдохнуть! Тебе нужно уехать, переключиться, понежиться на солнце…

– Здесь тоже солнца хватает. Вон, асфальт плавится. Это в августе то!

– Тебе нужен не асфальт, а море! Чтобы поплавать. Плавание успокаивает нервы. Нельзя так безжалостно относиться к своему организму! Он у тебя один. И вообще, он не только твой, но и наш с Ниночкой. Короче, мы тебя отправляем в отпуск, в Севастополь, в санаторий. И попробуй только откажись, я с тобой разведу у сь, – пропела она и поцеловала Турецкого чуть ниже уха.

Это уж вообще запрещенный прием! Александр стиснул жену, ища ее губы…

На пороге кухни возникла заспанная дочь.

– Сами уже целуются, а я еще голодная, – пробурчала она, накручивая на палец длинную вьющуюся прядь.

– Иди к нам, сокровище! – рассмеялся Александр.

Дочь забралась на освобожденное для нее колено, Саша обхватил свое семейство, чуть покачиваясь, чувствуя себя могучим океанским лайнером с самыми дорогими пассажирами на борту.

– Про что шептались? – поинтересовалась наследница.

– Да вот, я изложила папе наш с тобой план.

– Про Севастополь?

– Да.

– Папка, ты обязательно поезжай, привезешь мне краба, только очень большого, потом, там такие амфорки на кожаном шнурочке продаются, их можно на шее носить, это в Херсонесе, потом, еще…

– Ты откуда знаешь про Херсонес?

– Нам училка по истории рассказывала. Это древнегреческий город. Там все все сохранилось – улицы, даже театр, представляешь?

– А по литературе как вашу училку зовут? – напрягся Турецкий, которому не понравилось упоминание о театре.

– Лия Евгеньевна.

– И сколько же ей лет, этой вашей Евгеньевне?

– Лет сто, мне кажется. Она вся седая седая.

– И эта старая?!!…

– Шурка, молчи, я все придумала. И про Овидия, и про Баркова, – рассмеялась Ирина, зажимая его рот ладошкой.

– Зачем? – промычал Турецкий.

– Чтобы тебя позлить. Все, давайте о деле. Ты улетаешь через три дня.

– Остался пустяк – получить «добро» Меркулова. А Костя меня ни за что не отпустит…

– Вот и ошибаешься! Это он инициатор, автор замысла и добытчик путевки. Ты ему так надоел своим замученным видом, что он считает своим долгом отправить тебя хоть на две недели с глаз долой.

– Откуда ты знаешь?

– Мне ли не знать? – рассмеялась Ирина.

– Не верю.

В прихожей зазвенел телефон.

– Это твой Константин Дмитриевич. Иди и удостоверься.

Турецкий исчез и, вернувшись минуту спустя, мрачно изрек:

– О коварная! Это сговор!

Худощавый молодой мужчина сидел за столом небольшой, скромно обставленной комнаты, сосредоточенно разглядывая лежащие перед ним четыре аккуратных сверточка, о чем то думая.