Вечером я зашёл в комнату, в которой не был почти полгода. Она слишком долго была заперта. В моей квартире три комнаты, одна из них отведена звукозаписывающей студии. Я намеренно не заходил сюда один. Мы с Мелоди часами проводили в этих стенах. Ей нравилось слушать, как я играю на гитаре, а мне — как она поёт. Это был наш маленький мир, в котором никто не мог нас потревожить. Сейчас мне нечего делать здесь без Мел. Я забросил музыку и всё, что было с ней связано. Мелоди бы это не понравилось. Мысли о ней подтолкнули меня сюда…

Ничего не изменилось с того раза, как мы с Мел записывали её последнюю песню «Как бабочка». Она написала её года три назад и пела только для близких, а недавно она решилась включить песню в новый альбом. К сожалению, наш первый совместный альбом так и остался невыпущенным. Все семь песен были сведены и подготовлены мной, но после того, как Мелоди пропала, я решил оставить их в подвешенном состоянии. Мне нравилось работать вместе…

Все музыкальные инструменты лежат на своих местах, кроме электрогитары. Мелоди однажды попросила, чтобы я научил её играть. После того, как Мел записала вокал для песни «Как бабочка», мы просидели в студии ещё около пяти часов. Отвлекались только, чтобы перекусить или выпить кофе. Сначала мы сидели на красном кожаном диване, потом устроились на паркетном полу. Я горжусь Мел, за такой короткий срок она выучила несколько аккордов и свободно могла сыграть простую композицию. У неё талант.

Я поднял белую электрогитару и повесил рядом с тремя другими и двумя акустическими. Одеяло и подушки до сих пор лежат на пыльном полу напротив окна. В ту ночь мы уснули в студии. Я так и не уговорил Мел переехать ко мне, она хотела продлить романтический период. На тот момент мы встречались два года, но я был готов ждать и дольше, лишь бы она была со мной.

— Я люблю тебя, Мелоди, — прошептал я в ту ночь.

— Кажется, и я тебя, — ответила она вместо привычного «я знаю».

Я был счастлив, как никогда раньше. Я не отпускал её из своих объятий до самого утра. Через неделю мы отметили два года наших отношений и больше не виделись. Точнее, я видел её на главной площади в день обвинения… Мы даже не успели попрощаться, а в то рабочее утро практически не разговаривали, она собирала информацию для своей новой статьи. Потом неожиданно в издательство заявились стражи порядка, обвинили Мел в преступлении и надели наручники. Я бежал за ними и просил отпустить, помню, даже угрожал, но это не помогло, они меня и слушать не желали, просто выполняли приказ. Как и всем преступникам, президент лично вынес Мелоди приговор, это видели сотни людей, на их лицах было написано разочарование. Я ничего не мог сделать для Мел, только крикнул ей вслед, что найду её. Слышала ли это Мелоди? Она казалась сильной, ни одна слезинка не скатилась с её прекрасных глаз. Никогда не забуду тот судный день, но хочу, чтобы забыла Мел. Я не допущу, чтобы она и дальше страдала по моей вине!

Побыв пару минут в студии, я почувствовал присутствие Мелоди. Здесь всё придумано ею. Начиная от стены, обклеенной листочками с текстами её песен и нотами, заканчивая цветными узорчатыми обоями.

— У тебя совершенно нет чувства стиля, Николас, — говорила она мне. Мелоди редко называла меня полным именем, но я любил эти мгновения.

Немного поколебавшись, я взял акустическую гитару и сел на удобный для работы стул.