Солдаты беззаботно сняли шлемы, убрали щиты и неторопливо шагали вперед лениво переговариваясь. И даже офицеры расслабились. В этом мире попросту не было врагов. Никто не поднимал меч, чтобы напасть на нежданных пришельцев, никто не выстраивался в боевые порядки, чтобы встать на пути неотвратимо надвигающегося легиона. Многочисленные деревни, подвергнутые разорению и полностью подчиненные Вал-Накину, уже остались позади.
За все время, прошедшее с тех пор, как двадцать восьмой пехотный легион покинул свой родной мир, погибло всего лишь восемьдесят четыре солдата. Такие большие потери оправдывались неудачей при переправе, когда перевернувшаяся лодка мгновенно отправила на дно почти полсотни легионеров. Никто из них не смог выплыть - тяжелые кольчуги не давали ни единого шанса. От руки врага пока не погиб никто.
Опасности не было. Местные жители никогда не нападали первыми. Они защищались, когда кто-либо угрожал их дому, но в остальном... "Настоящие бараны, ждущие прихода мясника". Так однажды сказал сам король, а теперь эти слова со смехом повторялись чуть ли не по сотне раз каждый день. Бараны, ждущие мясника. Разве баранов нужно бояться?
Двадцать восьмой пехотный легион шел на юго-запад, направляясь к одному из самых крупных городов в этой части мира. Город назывался Лактос, а жило там, по меньшей мере, пятьдесят тысяч человек, которым предстояло стать подданными Вал-Накина. Легион шел.
Никто так и не понял, как это произошло.
Вроде бы резкий порыв ветра принес густое облако пыли. Красноватая пыль на несколько минут окутала весь легион, заставив солдат недовольно чихать и ругаться, и унеслась дальше, безобидно рассеиваясь. Никто из легионеров не видел, но едва только пыль оседала на землю, как тут же таинственным образом меняла цвет, превращаясь из красноватой в обычную серую. Магия покидала эти маленькие частички земли, истаивая на воздухе тоненькими едва различимыми сгустками голубоватого сияния. Волшебники Таулуса не хотели смерти своих подданных, защитив их от своей же магии. Но легион был уже обречен.
До самого вечера солдаты двадцать восьмого пехотного легиона шли как ни в чем не бывало. Они переругивались, обменивались пошлыми басенками и беззлобно проклинали жаркую погоду - обычная солдатская болтовня. Но вечером, едва только были установлены палатки и выставлены часовые, в палатку к армейским лекарям явилось необычайно большое количество больных. Симптомы у всех были одинаковыми: тошнота, головная боль и потеря ориентации.
Ничего не понимающие лекари делали все, что было в их силах, но ничего не помогало. Эликсиры, настои, припарки и кровопускания оказались бесполезными.
Первый больной солдат умер сразу после полуночи, изойдя кровавым кашлем. К тому времени уже половина лагеря с трудом могла стоять на ногах.
Лекари трудились в поте лица, стараясь, по крайней мере, облегчить участь больных. Тщетно. Сами они свалились с теми же симптомами уже ближе к рассвету.
Восход солнца сопровождался надсадным кашлем и стонами. Не могло быть и речи о том, чтобы двигаться дальше. Только несколько человек еще могли подняться на ноги. Над лагерем уже начали собираться стервятники.
Когда солнце достигло полуденной отметки, все было кончено. Никто не выжил. Даже лошади погибли в судорогах.
От двадцать восьмого пехотного легиона не осталось ни единого человека.
* * *
Тридцать третий легион походной колонной шел по холмистой местности, изрезанной сотнями оврагов. В стороне от медленно ползущей стальной лавины возле самого горизонта виднелась далекая полоска туманной дымки - щит, за которым лежала Бездна. Тысячи подкованных копыт взрывали землю и вытаптывали траву. Солдаты беззаботно сняли шлемы, убрали щиты и неторопливо шагали вперед лениво переговариваясь. И даже офицеры расслабились. В этом мире попросту не было врагов. Никто не поднимал меч, чтобы напасть на нежданных пришельцев, никто не выстраивался в боевые порядки, чтобы встать на пути неотвратимо надвигающегося легиона. |