– Короче, она каким-то образом установила, где он находится, не пожелав сообщить об этом мне, и сейчас она и двое ее добровольных помощников, – голос комиссара стал еще более мрачным, – Ромашин и Хан, ищут Железовского. Думаю, он содержится на базе центра. Динамическая информационная модель ситуации уже разработана, и Умник ведет дело к финалу. А исполнители у нас такие, что…. – Лицо Бояновой просветлело, потому что она имела в виду Столбова.
– Пограничники тоже участвуют в операции?
– Налицо трагическая пограничная ситуация, и погранслужба обязана работать. А что? – Глаза Бояновой сузились. – У вас есть какие-то сомнения? – Комиссар имела в виду личные отношения с Тороповым, и Баренц ее отлично понял.
– Нет-нет, насчет участия пограничников сомнений нет. Однако речь о другом: аргумент силы всегда был внелогичным и вненаучным аргументом в спорах любого ранга, а мне кажется, ваши отношения складываются именно таким образом. Милослав был у меня и потребовал справедливости.
Боянова вздохнула.
– Я понимаю, потребность в справедливости все острее в нашем обществе неумеренности и невоздержанности, но это не тот случай, Савва. Безопасность никоим образом не подменяет погранслужбу, просто ваш сектор кризисных ситуаций плохо определил границы наших зон ответственности, вот Милослав и срывается. Кстати, подводят его к этому специально, хитро и не без помощи Ландсберга, который хочет превратить тревожные службы в толпу. А толпа, как вы знаете, не имеет ни сознания, ни ответственности, и самое страшное – она агрессивна.
– К сожалению, знаю. – Баренц помрачнел. – Идеология агрессивности ведет к извращению нравственных ценностей, фанатизму, нетерпимости и озлобленности. Зло безнравственно и бесплодно. Кто этого не понимает, того надо лечить.
– Лечение бывает разное, а безопасность – не профилактическое учреждение. Да и не к каждому социально больному применимы гуманные принципы нашей медицины.
– Не врачу определять, имеет ли жизнь больного ценность или нет. Безопасники тоже врачи, и ответственность их тем выше, чем более неповторимы человек и ситуация. Я не спорю с вами, Власта, я просто размышляю. В истории человечества уже были периоды, когда, как сейчас, намечалось смыкание правительственных структур, правоохранительных органов, органов правосудия с преступным миром, когда вырождалось искусство, разменивалась духовность, опошлялось культурное наследие и умирала этика. И что же? Какие режимы помогли человечеству преодолеть эпохи мракобесия, инквизиции, фашизма, псевдосоциализма? Только не тоталитарные, не охлократические, не режимы «всеобщего равенства» и жестокого командования всем и вся. Не надо заигрывать с неформалами, но не стоит и предавать их анафеме, призывая на помощь Чернобога.
Боянова подняла голову.
– Чернобог? Не слышала о таком боге.
– Бог, обитающий в аду, из мифологии язычества. Древние славяне приносили ему кровавую жертву, справляли печальное моление и делали страшные заклятья, чтобы отвратить от себя его ярость.
Помолчали. Потом комиссар взглянула на часы – разговор шел по видео, с разверткой КПР – и сказала:
– Я никого не призываю на помощь, я просто делаю свое дело. Савва, бунт группы истероидов страшен, я уже научена горьким опытом и знаю, какая нужна подстраховка. Ни в одной из социально тревожных групп молодежи не действует закон сохранения духовной энергии, и эта тенденция заведет человечество в тупик, если мы не сможем справиться сами с собой. Позвольте уж мне использовать весь арсенал средств, имеющихся в распоряжении службы. Скупой платит дважды.
Баренц знал гораздо больше, чем было положено ему как президенту Совета безопасности, и больше, чем думала Боянова, он знал все, что знали интрасенсы вместе, в том числе и Железовский, и Лондон, побывавшие в Запределье, но оперировал знанием в разговоре очень редко. |