Изменить размер шрифта - +
По сути «черный человек» – единый организм – мозг с постоянно меняющейся структурой, иерархией, архитектоникой. Кстати, точно так же построен и маатанский компьютер. Но самое интересное у него внутри: сверхтвердое ядро массой около ста килограммов, закапсулированное к тому же силовым полем с головоломными характеристиками. Поле пульсирует, а энергетическая мощь его, по оценкам экспертов, равна мощи десантного когга!

– Ерунда какая-то! Он что – живой реактор?

– Кто знает?

– А пульсирует из-за чего? Может быть, это сердце?

– Нет у него сердца.

Они вошли в отделение Стобецкого в тот момент, когда у Шаламова после долгого беспамятства наступила «фаза хозяина» – период парадоксального сознания.

Шаламов не лежал, а сидел с открытыми глазами, поддерживаемый лапой манипулятора, и, казалось, смотрел на сдвинувшихся к вириалу реаниматора людей, хотя видеть их, конечно, не мог.

– Найдите Клима, – проговорил он негромко, но четко, голос был не его – гортанный, с каким-то вибрирующим тембром, и говорил Шаламов, почти не разжимая губ. – Найдите Мальгина, прошу вас. Быстрее найдите, мне нужно поговорить с ним.

– Я здесь, Дан, – ответил Мальгин, заставив всех у полусферы вириала оглянуться. – Слушаю тебя.

– Клим, как там мой «крестник»? Я знаю, ты был у него.

– Откуда знаешь?

– Не важно, знаю. – Шаламов раздвинул губы в улыбке. – Он еще помнит меня?

– Да, – ответил Мальгин после паузы. – Он… болен.

– Говори все.

– У него проявляются черты человека…

– Обратный эффект, эффект бумеранга. Я тогда слишком поздно понял, что он тоже связан со своим компьютером напрямую… Ему можно помочь?

– Подумай лучше о себе, – проворчал Стобецкий.

Шаламов не обратил на реплику внимания.

– Не знаю, – сказал Мальгин, с трудом подавляя вдруг поднявшийся из глубины души гнев. – Скорее всего – нет. Но врач прав, подумай о себе.

– Обо мне думай ты, а кто подумает о «черном»? Ты все же прикинь наши возможности, он стал для меня крестником, а для своих соотечественников – отщепенцем, изгоем, и, хотя у них нет смертной казни, маатане способны на казнь равнодушием, а эта пытка пострашней остальных. И еще, Клим: не торопись ты меня оперировать, подожди немного, может быть, я справлюсь сам. Не прошу – требую.

– Но это невозможно! – воскликнул Заремба. – Ты все реже выходишь из комы, а искусственно поддерживать работу внутренних органов до бесконечности невозможно, они теряют способность функционировать нормально в отрыве от организма.

– Это ваша забота, – отрезал Шаламов. – Ты слышишь, Клим? Не спеши с операцией.

– Слышу, – сказал Мальгин в наступившей тишине.

Шаламов закрыл глаза, тело его расслабилось. Со всех сторон ударили дымные струйки физиогаза, внутренности реанимакамеры затянуло зеленоватой мутью.

Мальгин оглядел обращенные к нему лица.

– Ваши предложения?

– Оперировать, и немедленно! – быстро сказал Заремба. – Если и не приведем все в норму, то хотя бы остановим процесс регрессивной трансформации. У него все большую роль начинает играть Р-комплекс, понимаете?

– Я – тоже за операцию, – сказал Стобецкий с непривычной для него неуверенностью. – Шансы благополучного исхода с каждой минутой падают.

– Предпочту воздержаться, – пожевав губами, проговорил Каминский, ни на кого не глядя.

Быстрый переход