— Я не говорил: «фильм». Я сказал: «снафф-шоу». Это живое представление.
У меня внезапно пересохло во рту.
— Гонишь!
— Серьёзно. Я его видел. Прошлой ночью я был там.
— Должно быть, какая-то подделка, — сказал я. — Не может такого быть по-настоящему.
— Это по-настоящему.
— Я знаком с парнем, который видел один такой фильм, и он сказал, что на самом деле это дилетантская дешёвка. Он говорил, ты, возможно, сам слышал, что выглядело это фальшиво. Я хочу сказать, что если уж в фильмах, которые снимаются киностудиями, трудно показать смерть так, чтобы она выглядела реалистично, то у ребят без денег всё будет смотреться действительно плохо
— Это не фильм, — сказал Джимми. — И не подделка.
Я смотрел на выражение его лица, на нём не было ни ужаса, ни отвращения. Был лишь неприкрытый интерес и то, что выглядело как возбуждённое предвкушение. Джимми был неглуп, и я осознал, что если ему казалось, что шоу было настоящим, то, возможно, оно и было настоящим. Неожиданно я понял, как мало знаю своего лучшего друга.
— Ну, — сказал он, кивнув на «Джип». — Можем не успеть. Давай.
Я покачал головой.
— Не думаю, что хочу туда ехать.
— Давай, — сказал он, — Ну же.
И я пошёл за ним к «Джипу».
Мы ехали молча. Я глазел в окно на безлюдные улицы Феникса, по которым мы неслись, направляясь к окраине города. На самом деле мне вовсе не хотелось на них смотреть. Я вспомнил, что когда нам с Джимми было по восемь лет, мы видели, как мальчика, который был ещё младше нас, сбил «Бьюик», у которого отказали тормоза. Машину швырнуло на трёхколёсный велосипед малыша, ребёнка выбросило на середину дороги и потащило дальше по улице. Его голова разбилась вдребезги о решётку радиатора. Меня, как и Джимми, тут же вырвало, а затем месяцами я мучился кошмарами. В школе я множество раз рисовал на листках бумаги это событие, и знал, что оно отразилось на нас и не оставило нас обоих равнодушными.
Несмотря на такие рассуждения, я чувствовал извращённый интерес к просмотру этого снафф-шоу.
Я был поражён, когда понял это, но мне действительно хотелось его посмотреть.
Городские постройки отдалились от дороги и стали более редкими. Закусочные сменились неоновым светом баров и массажных салонов. Мы двигались по участку дороги, который по-прежнему был безлюден, хотя формально находился в черте города.
Джимми подъехал к битком набитой стоянке перед низким розовым зданием. Цепочка белых ёлочных гирлянд украшала арку над перекошенной деревянной дверью, а поблёкший рисунок на стене здания изображал бильярдный кий и шар с цифрой 8. По обеим сторонам здания располагались пустыри, с находившимися там в изобилии перекати-поле и множеством кактусов. Джимми взглянул на меня.
— Взял бумажник?
— В переднем кармане, — сказал я. — Я ведь не растяпа какой-нибудь.
Мы вылезли из машины и по гравию стоянки пошли ко входу в здание. Джимми потянул дверь на себя и вошёл внутрь.
Рядом со входом, справа, стоял стол. На нём был металлический ящик для денег и две кипы бумажек, придавленных крупными камнями. Толстый бородатый мужик, похожий на Чарли Дэниелсакивнул нам с другой стороны стола.
— Тридцать пять, — произнёс он.
Джимми вытащил из кармана две двадцатки, и мужик отдал ему пятёрку.
— Подпиши расписку, — сказал он.
Я тоже заплатил за себя, а потом стал изучать бланк, который дал мне мужик. Это был якобы официальный документ, который гласил, что я в полной мере осознаю, что сегодня вечером здесь происходит, и что я являюсь непосредственным участником. |