Вспомните, как глуп и Хлестаков, не умеющий даже понять своего положения и пользующийся им очень неискусно. Вспомните, как тупы и нелепы все комические лица у Грибоедова и даже Фонвизина. Правда, им в придачу выводились иногда в комедиях и идеальные лица; но выводились они именно только в придачу. Они играли роль греческого хора и обязаны были пояснять недогадливым зрителям, что представленные им глупые лица – действительно глупы. Для этой цели, между прочим, у Грибоедова выведен Чацкий. Но до сих пор нельзя указать хорошей комедии, основанной на несчастном положении идеально-благородных, возвышенных характеров. Такие характеры возбуждают не смех, а сострадание, сочувствие к своим несчастиям, и, следовательно, комический элемент исчезает здесь в слезно-драматическом. Г-н Львов не мог не знать этого, и вот почему мы полагаем, что название его пьесы комедиею достаточно уже показывает отсутствие в авторе всякой мысли об идеалах.
Вообразим себе, в самом деле, что лица, выведенные г. Львовым, таковы, как хотят его критики. Чтоб это было возможно, надобно несколько изменить их положение. Представим себе, что Фролов – бедный становой пристав, служащий в этой должности не по собственной охоте, а по необходимости, потому что иначе ему некуда деваться. Он прекрасный, благородный человек, возвышенного образа мыслей. Он полюбил дочь генерала Славомирского, которая также любит его. Отец ее – добрый, честный, прямой человек, хотя и вспыльчивого характера. Он говорит дочери, что никогда не будет приневоливать ее в деле замужества: выходи за того, кого полюбила, иначе нет счастья в супружестве… Он узнает о любви ее к Фролову и готов бы ее отдать за него; но, к несчастью, он убеждается, и убеждается, по его мнению, неоспоримо, что Фролов – взяточник и негодяй. В сердце этого благородного отца совершается страшная борьба: он должен или идти наперекор своей дочери, разрушить ее надежды, презреть ее любовь, – или удовлетворить ее чувству и отдать ее в руки негодяя. Фролов также терзается: с одной стороны, женившись на дочери Славомирского, он не может дать ей тех средств к жизни, какие она имела у отца, и должен заставить терпеть всю горечь бедности; с другой – его терзает мысль, что отец его милой Наденьки, а может быть, и она сама, считают его, совершенно несправедливо, негодяем и подлецом. Обе эти мысли, в соединении с тою страстною любовью, какую питает он к Наденьке, производят в нем ужасные страдания и ставят его в положение действительно трагическое. В подобном же положении должна находиться и дочь Славомирского, лишающаяся своего возлюбленного, да еще узнающая, что он мошенник и взяточник. Трагедия может разрешиться тем, что Фролов уедет на Кавказ, Наденька зачахнет, а отец умрет от тоски по дочери, или тем, что Наденька, несмотря ни на что, убежит к Фролову, а отец проклянет ее. Можно, если хотите, дать становому приставу возможность оправдаться перед Славомирским и его дочерью (хотя это, в сущности, довольно трудно сделать без натяжки), и тогда все кончится благополучно. Но как ни вертите, а благородного и умного Фролова, доброго и честного Славомирского – никак нельзя поставить в комическое положение. Второстепенные лица могут быть комичны сколько угодно, но от этого сущность пьесы не переменится; вспомните, сколько комических лиц в трагедиях Шекспира.
Кто же на подобных данных может основать комедию? Кому придет в голову отыскивать что-нибудь забавное в таких тяжелых, отчаянных положениях? И какой смысл, какая цель могла бы быть в подобном труде – выставить на общее посмеяние страдания честных и благородных людей? Если бы кто-нибудь взялся за подобную комедию идеальных характеров, то не вправе ли были бы мы назвать автора бездарным человеком? Нет, автор, написавший комедию, думал, конечно, что лица, выведенные им, имеют комический характер: это подтверждается содержанием пьесы.
По нашему мнению, комедия г. |