|
О том, что металл от коррозии следует защищать, хотя бы путём покраски, здесь либо не слыхали, либо забыли за долгие тысячелетия. Хорошо хоть указатели сделали из нержавеющего материала, приятно контрастирующего со ржавыми цепями подвесок. На щитах и стрелках светились зелёные, белые, красные надписи. Такая яркая люминесцентная краска? Не сразу я разглядел, что указатели подсвечиваются ультрафиолетовыми лампами, висящими среди разномастных потолочных балок, тоже явно претерпевших не одну реконструкцию по причине ветхости. Разобравшись с указателями, Рийо определила, что нужно подняться на верхнюю платформу, скоростные дальние поезда останавливаются там.
– Интересно. На других планетах такое бывает только там, где существуют пригороды и сельская местность, – заметила Осока. – Возможно, тут транспортная сеть трёхуровневая? – предположила панторанка. – Экспресс, местное сообщение, а на совсем коротких расстояниях используются бегунки, как на Корусанте и Лианне. Интерьер поезда магниторельса изнутри подозрительно напоминал нью-йоркское метро – голый металл стен, чтобы труднее было наносить «пещерное творчество», сиденья из толстого пластика, рифлёный пол. Свободных мест в вагоне было предостаточно, ехать не близко, и мы уселись возле одной из дверей. Поезд быстро набирал скорость, и одновременно нарастал глухой гул. Что может шуметь так в вагонах, не касающихся трассы, по которой они движутся – ума не приложу. Свист воздуха и равномерные едва слышные хлопки, когда вагон проскакивал очередное направляющее кольцо, почти заглушались этим звуком. Разговаривать сквозь этот гул было затруднительно, и мы молчали. Кажется, нервное напряжение сильнее всего сказалось на нашей панторанской подруге. Рийо откровенно клевала носом. Я кивком указал на неё Осоке. – Пусть подремлет, – сказала она, повернув голову поближе к моему уху. – Следи только, чтобы в проход не вывалилась. Рийо вываливаться и не подумала. Просто в какой-то момент её притянуло ускорением в мою сторону, и она в полусне положила голову мне на плечо, подсунув, видно, для большей мягкости, под щёку ладошку. В растерянности я покосился на Осоку. Та улыбалась. Спросила: – Правда, она милая? – Очень, – кивнул я, немало удивлённый, что Осока вновь, как тогда, с Вентресс, не выказала и тени ревности. И добавил тише: – Такая девушка, и всё не найдёт себе достойного парня. – А она не хочет искать. – Вот это мне и непонятно. Не век же ей вместе с нами по Галактике мотаться? – Ну, а что ей ещё остаётся, когда у нас всё так хорошо? Не убивать же меня за это? В первое мгновение я не сообразил, о чём она говорит. А затем перед мысленным взором встал разговор с Рийо на старой базе и болезненное выражение в её золотых глазах, когда я попросил помирить меня с Осокой. Вот оно как, оказывается. А я, чурбан бесчувственный, и не понял тогда! Осока, наблюдавшая за выражением моего лица, вздохнула сочувственно: – До тебя, похоже, только дошло? – Ну… – я опустил глаза. – Какой же ты у меня вислоухий, честное слово! – подруга снисходительно потрепала меня по голове. – Осторожнее, разбудишь. – Не проснётся, она с этим торгашом столько нервов истратила, сутки может проспать. |
