Елена Арсеньева. Прекрасна и очень опасна
Кружится снег – зима пришла опять, Закат в крови – и жизнь к закату мчится. Теперь настало время вспоминать Тебя, моя прекрасная волчица! 19 декабря 2002 года
Эти моральные уроды, конечно, опаздывали. Как всегда. Лида стояла у подъезда и, пряча лицо в воротник (мало мороза, который не унимался весь декабрь, – сегодня еще и задувало несусветно, причем с севера!), смотрела на хилую елочку, торчащую в сугробе. На ней вились две паутинки серебряного дождя, между иголками щедро набился снежок – видимо, елочка стояла тут всю ночь. Обычно такими повидавшими виды елочками бывают утыканы дворы после Нового года, Рождества и старого Нового года (чисто российская несуразица, между прочим, ни в одной стране мира такой прелести нет, изучающие русский иностранцы в обморок падают, пытаясь постигнуть смысл этого языкового прибамбаса, и остаются в уверенности, что, да, умом Россию не понять!). После всех этих отмечалок и выносят вон из дому «виновниц торжества», от которых больше нет никакого проку – один мусор. Украшают елками, вернее, порыжевшими палками заваленные снегом песочницы, заметенные газоны и подходы к мусорным бакам. А тут кто-то отпраздновался больно рано – до Нового года еще бог знает сколько времени! «Это по какому же календарю справляли? – лениво думала Лида, разглядывая елочку – очень хорошенькую, между прочим, свеженькую и зелененькую, такое впечатление, только что из леса – да-да, из настоящего леса, а не из питомника, где они соседствуют, словно сельди в бочке – впритык, не развернуться, не распушиться. Оттого елки на новогодних базарах и продаются как бы сплющенные с двух сторон: сразу видно, росли в большом, дружном, тесном елочном интернате-питомнике! В отличие от этой равносторонней красотки. – По мусульманскому? Иудейскому? Нет, вряд ли! Может, по языческому? Хотя они вроде бы в сентябре гуляли, язычники-то? А день зимнего солноворота тоже еще только 23 декабря настанет…» Хлопнула дверь за спиной. Лида оглянулась, но это были не Ванька с Валькой. Это вышла Женя Поливанова с третьего этажа: потащила своего Ларика в музыкалку. Вон и скрипочка зажата под мышкой у юного дарования. – Мама! Елка! Мама! Елка! – завопил малолетний Илларион Поливанов. – Смотри! Давай заберем! Женя посмотрела на Лиду, хихикнула и завела глаза, осуждая подрастающее поколение: – Как это – заберем? Она ведь чужая! – Не чужая, а ничья! – Ларик органически не был способен изъясняться не на повышенных тонах. Возможно, такова была реакция молодого, растущего организма на повышенную дозу скрипичного лиризма. – Она тут точно всю ночь простояла – видишь, вся в снегу? Наверное, она у кого-то лишняя была, вот ее и воткнули в сугроб! Чтобы кто-нибудь, у кого елочки нету, ее забрал. А у нас нету. Значит, мы можем ее забрать! Лида с уважением поглядела на вертлявого шпингалета в овчинной ушанке. Вот голова! Вот логика! Право, у детей тоже есть чему поучиться. Ей-то, большой тетеньке, даже и в голову не пришло такое элементарное объяснение. На миг она пожалела, что не сама догадалась – елка ничья, что Ларик «первый заявил» (так, кажется, это называется на их особенном, детском языке?), а ведь у нее тоже нету елки… Но известно – кто не успел, тот опоздал. Да и зачем ей эта красота? Чтобы еще острей почувствовать свое неминуемое очередное новогоднее одиночество? Нет уж, поставишь искусственную, как обычно. Рядом с ней праздник не так остро ощущается – а значит, и праздничная хандра не столь мучительна. Так что пусть елка достанется Ларику. Это будет только справедливо. – Ларик, ты что? Мы на урок опаздываем! Когда нам елки таскать туда-сюда? – возмутилась Женя. |
