10

Утром, практически не спавший всю ночь и в тысячный раз повторяющий про себя тысячу самых убедительных аргументов, почему именно Патрисия должна выйти за него замуж, Стивен стоял перед скрипучей железной калиткой.

Он сто лет не был в этой части города. Точнее, это был уже даже и не совсем город, а пригород. Небольшие аккуратные домики, увитые плющом кирпичные заборы, типичная английская провинция. Только сейчас, при виде стареньких, выщербленных плиток на дорожке, покосившейся беседки в крошечном садике, до Стивена дошло, как сильно отличается окружение, в котором прошло детство Патрисии, от его собственного. Да уж, роскошью и богатством ее жизнь явно не баловала. Ему вспомнилось, как поражена была Патрисия его жилищем, как в первое свое утро там бродила по всем дому, охая, ахая и удивляясь.

И тут, хотя. Стивен тут же ощутил угрызения совести за столь недостойные мысли, ему вдруг подумалось: а так ли уж случайна эта беременность, как утверждает Патрисия? Вдруг молодая женщина нарочно все подстроила? Вдруг, как прежде Кей, надеется таким образом заполучить его в мужья?

Но возможно ли это? Чтобы строить подобные замыслы, разыгрывая при этом святую невинность, надо быть очень искусной актрисой. Способна ли Патрисия на столь изощренное притворство?

И ответ на этот вопрос был ясен: нет, не способна. Та Патрисия, которую Стивен знал и любил, не принадлежала к числу корыстных стяжательниц, готовых на любую грязную уловку, лишь бы выйти замуж за богача. Она — совсем другая, нежели Дайана или новая жена его отца. Стивен еще не встречал женщины со столь цельным и чистым характером, столь чуждой какой бы то ни было лжи и неискренности.

За это он ее и любил.

Поднявшись на низенькое крыльцо, над которым свили беседку ветви жимолости, Стивен позвонил. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь наконец отворилась. Он уже успел подумать, не случилось ли чего плохого.

На пороге стояла невысокая сухенькая пожилая дама. В ее глазах Стивен прочел откровенную враждебность.

— Вы напрасно потратили время, приехав сюда, мистер Лоуберри, — резко произнесла она. — Надо было сначала позвонить.

— Я решил, что мне лучше поговорить с Патрисией при личной встрече, с глазу на глаз. Вчера вечером я несколько раз набирал ваш номер, но она, наверное, нарочно не положила трубку на рычаг. Послушайте, миссис Мей, я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы считаете меня обычным богатеньким хлыщом, охотником за удовольствиями — но вы ошибаетесь. Я люблю вашу внучку и меньше всего на свете хотел бы причинить ей боль. А теперь можно мне войти и поговорить с ней?

Казалось, чистосердечные слова Стивена стерли следы гнева с лица пожилой женщины. Но тревога и беспокойство по-прежнему читались в ее взгляде.

— Не можете, мистер Лоуберри. Именно это я и пытаюсь вам сказать. Патти здесь нет.

— Нет? Она все-таки отправилась на работу, хоть я и сказал ей вчера, что приеду?

— Нет, не на работу. С работы она уволилась. Она ушла из дому. Еще вчера вечером, после разговора с вами. Собрала сумку, вызвала такси и уехала. И я не знаю куда.

На Стивена накатила волна бессильного негодования. Не может такого быть! Эта женщина лжет!

— Как это вы не знаете, куда она уехала? Нелепость какая-то! Вы же ее бабушка! Она должна была сказать вам, куда собралась!

Бледные щеки пожилой леди чуть покраснели.

— Мы поссорились. Вчера, после вашего звонка. Она винила меня в том, что я рассказала вам о ее беременности, я ее — в том, что она прервала разговор и сняла трубку, чтобы вы не могли дозвониться.