– Ты перетерпишь, Эва. Тебе же всегда это удавалось. Они ведь ничего плохого не имеют в виду. Она рукой пригладила непокорную гриву волос цвета меди.

– Я совершенно серьезно. Если меня еще кто-нибудь хоть пальцем, тронет, то горько об этом пожалеет. – Было совершенно очевидно, что ее угрозу он всерьез не принял.

– Эта толпа горит желанием затеять драку. Я нутром чую. Подумай хорошенько, Эва, прежде чем дать им какой-то повод. Если что-то произойдет, Куинси наверняка заставит тебя расплачиваться за все.

Она подумала, что ей придется принять меры предосторожности, чтобы ни во что не ввязаться, если она хочет начать новую жизнь, где бы то ни было. Куинси Поуэлл, картежник, мошенник и владелец «Дворца», непременно отнимет у нее даже ту малость, которую она имеет, если вобьет себе в голову, что она что-то должна ему.

Звон бьющегося стекла привлек их внимание, и Джон немедленно отправился разбираться с парочкой, которая уже начала бить стаканы.

– Если меня еще какая-нибудь сволочь хоть пальцем тронет, я за себя не отвечаю, – пробормотала она вполголоса, наблюдая, как легко он расчищает себе путь сквозь толпу. Высокий и широкоплечий, одетый весьма изящно в белую крахмальную сорочку и полосатые суконные брюки, он выглядел чистюлей, что давало ложное представление о его уникальной способности вовремя оказываться в центре любой потасовки. Джон Хаттон справлялся со своими служебными обязанностями шутя и играя.

Она любила его, как родного брата, но прекрасно знала, что, как только накопит достаточно денег, чтобы осуществить свой замысел, их дорожки разойдутся. Это только вопрос времени. Она и так слишком уж задержалась во «Дворце» только потому, что не хотела подводить Джона.

Какое-то движение прямо за окном привлекло ее внимание, она подошла ближе и приникла к стеклу. Сквозь прозрачный осколок, являющийся фрагментом витража, она увидела молодого мужчину, подгоняющего упряжку мулов к коновязи салуна. Внезапно он сдвинул на затылок свою широкополую шляпу и улыбнулся девушке, примостившейся на высоком сидении повозки, а потом помог ей спуститься вниз.

Как завороженная, следила Эва за этой парой, жадно наблюдая за тем, как бережно молодой фермер опустил девушку на землю. Тонкое золотое колечко на пальце левой руки девушки поблескивало в лучах солнца. Рука Эвы, на которой не было такого украшения, сжалась в кулак. А потом безвольно повисла.

Не в силах оторваться, она продолжала пожирать взглядом эту пару, разглядывая каждую деталь их одежды и поведения. Одетая в скромное ситцевое платье, с накинутой на плечи шалью ручной работы, юная жена с обожанием заглядывала в глаза своего мужа. А он, возвратив ей такой же, полный любви, взгляд, осторожно подвел ее к тротуару и подставил локоть, после чего они не спеша пошли по улице.

Эви охватила тоска. Чувства, которые она испытала, настолько потрясли ее, что у нее даже запульсировало в висках. Эту пару, которая находилась от нее на расстоянии нескольких футов, отделяло не просто стеклянное окно. Они жили в совершенно ином мире, в мире хороших манер, благопристойности, церковных проповедей и гудения пчел на пасеках, фруктовых садиков и вечерних посиделок у жаркой печки в уютных кухоньках. Она закусила губу и повернулась лицом к залу, едва не задохнувшись в дымной пелене, от которой сразу защипало в глазах. Ну, разве она не заслуживает, чтобы и к ней относились с таким же почтением, как к той девушке за окном?

Звук пианино окреп и стал слышен даже в самых отдаленных уголках зала. Она узнала мелодию. Это была одна из музыкальных заставок, которую использовал Сэм Роббинс, когда открывал вечернее шоу. У нее осталось три минуты для того, чтобы вернуться за кулисы и подготовиться к выходу.

Она оглядела себя с ног до головы, чтобы убедиться, что розовая блузка и трико прикрыты сверху вызывающей и легкомысленной малиновой курточкой.