В увитой розами беседке, в дальнем конце сада, сидела леди Изабелла, а рядом с ней, наклонившись в страстном порыве, стоял виконт де Тремор — одной рукой он опирался на спинку скамьи, а другая его рука находилась в опасной близости к белым ручкам леди Изабеллы, которые та в притворной скромности сложила на коленях.

Аме сразу узнала виконта, так как это был именно тот молодой человек, который с особой страстью и рвением ухаживал за леди Изабеллой в течение последних нескольких недель. На каждом вечере он оказывался рядом с ней; доставал приглашения почти на все званые обеды, на которые приглашали герцога Мелинкортского и его дам.

Его светлость все время подшучивал над леди Изабеллой по поводу ее кавалера, и, хотя та смеялась над де Тремором или притворно обижалась на герцога, она не отвергала, а скорее поощряла ухаживания виконта де Тремора. Аме догадывалась, что Хьюго терзается ревностью, которую далеко не всегда мог скрыть даже он, обладающий волей, контролирующий свои чувства. Эта ревность проявлялась в особом выражении его лица, в едком сарказме некоторых замечаний, а время от времени, когда Хьюго думал, что никто не наблюдает за ним, его вид выражал такое горе, что у Аме возникало непреодолимое желание помочь этому человеку и, несмотря ни на что, нарушить то обещание, которое Хьюго взял с нее: никогда не говорить Изабелле о его любви.

Аме была совершенно уверена в том, что Изабелла Беррингтон не имеет ни малейшего понятия о том, что Хьюго любит ее. Поэтому Изабелла всегда разговаривала с ним в добродушном, но шутливом тоне. Аме ничуть не сомневалась, что Хьюго вызывал интерес у леди Изабеллы, но она воспринимала его не более, чем приятного собеседника, как члена небольшого круга близких по духу людей, чьим обществом была довольна, а преданность Хьюго считала само собой разумеющейся.

Изабелла никогда не представляла себе, что Хьюго может оказаться среди ее поклонников или человеком, который сгорает от любви. Хьюго удавалось скрывать свои чувства. Он был благороден и слишком честолюбив, чтобы признаться в любви женщине, которой он не мог предложить ничего, кроме доходов с должности секретаря герцога Мелинкортского.

Теперь Аме увидела все в совершенно ином свете.

Если сравнить этот выигрыш с состоянием его друзей, то это были не такие уж большие деньги. Аме часто беседовала с леди Изабеллой о жизни светского общества в Лондоне и Париже и немного знала о том, во что обходятся развлечения и увеселения и каким состоянием нужно обладать, чтобы занять заметное положение в этом обществе.

Но ведь у леди Изабеллы были и собственные деньги, и, как думала Аме, им с Хьюго было бы нетрудно прожить на совместный доход, согласись они оба чем-то пожертвовать друг для друга. И все-таки, как безнадежно все это выглядело теперь! Из сада доносился веселый смех Изабеллы Беррингтон. Аме слышала, как тяжело вздыхал Хьюго, ему было так плохо, словно силы покидали его, унося надежду на жизнь.

— Мне лучше выбросить куда-нибудь этот проклятый билет, — проговорил он внезапно. — Что хорошего он мне сулит? Мне ведь совершенно не нужны эти деньги. И меня вполне устраивает работа у Себастьяна. Я должен так поступить. Потому что обязан забыть обо всем и помнить лишь о том, что у меня есть только ум, который должен контролировать дух и дисциплинировать тело, который знает, что любовь — это сентиментальность, надеяться на чувства я не имею никаких оснований.

Он скомкал лотерейный билет.

— Ну разве я не безнадежный глупец и тряпка, способный только проводить бесконечные часы в мечтах о завоевании Луны, воздев очи к звездам?

Он непременно бросил бы скомканный лотерейный билет в пылающий камин, если бы Аме не схватила его за руку и не отобрала бы у него билет.

— Остановитесь! — спокойно приказала она ему.