|
В комнате стало тихо.
— Как на службу, — буркнул отец.
— Мог бы и пропустить ради такого дня, — проговорила мать.
— Ну что ты, — язвительно заметила Нина-маленькая. — Без него прекрасная второгодница даже в книжку не взглянет.
Каждый вечер Игорь ходил заниматься к однокласснице Соне Мартышкиной, которая жила этажом ниже. Соня действительно сидела в девятом классе второй год (ей разрешили по семейным обстоятельствам), и Игорь, круглый отличник, ее «курировал». На успеваемости Игоря это никак не отражалось: вообще в семье Шутиновых имелось уже две школьные медали, и Игорь уверенно шел на третью.
— Что для тебя там, медом намазано? — раздраженно сказала мама.
Игорь стоял в дверях и молчал. Такие разговоры повторялись каждый вечер.
— С тобой разговаривают, — напомнил отец. — Что ты стоишь и молчишь, как чужой?
Обычно отец не участвовал в проработках, но сегодня он смотрел на Игоря с таким видом, как будто был кровно обижен. Сигарета, которую он разминал, прыгала в его пальцах, глаза слезились, а это, Игорь знал, не предвещало ничего доброго.
— Я, собственно, не понимаю, в кем смысл вопроса, — с достоинством сказал Игорь. — Мама спросила меня, намазано ли там медом. Нет, не намазано.
— Смотри-ка, он еще издевается, — всплеснув руками, воскликнула мама, и фотографии, лежавшие у нее на коленях, соскользнули на пол и рассыпались веером. Отец и Нина наклонились их подбирать. — Может быть, ты совсем туда переселишься? Или дожидаешься, когда тебя оттуда выставят с позором?
А Нина, подняв голову, добавила:
— И добро бы красавица писаная была! А то Мартышкина и есть Мартышкина.
— Не тебе судить, — резко сказан Игорь. — Не тебе.
Нина-маленькая, захлопав глазами, умолкла. В ту же минуту Игорь пожалел о сказанном, но исправлять что-либо было уже поздно. Он понял, что сестра сейчас заплачет. И сестра заплакала. Заплакала и поспешно наклонилась к фотографиям, рассыпанным на полу.
— Ну, вот что, — сказал отец и поднялся. — Последний раз туда идешь. Завтра пусть она к нам приходит. Иначе… иначе совсем прекратим это дело.
— Видишь ли, папа, — возразил Игорь, — эту обязанность не вы мне поручили, и не вам решать, когда я должен с себя ее снять. Кроме того, я не понимаю…
— Он не понимает! — перебила его мать. Щеки ее еще больше покраснели и стали совсем пунцовыми. — Мы тут радуемся всей семьей, а он хлоп — и уходит! Чужой — чужой и есть. Ну, погоди, утянет она тебя за собой. Чувствует мое сердце, утянет на самое дно.
Игорь молчал. Это был проверенный способ — дать людям выговориться и тогда уже сделать по-своему.
Первым пошел на мировую отец.
— Утянет — значит, так и надо. — Закурив, он отступил к окну. — Значит, своего характера нет.
— Эк, успокоил! — Мама с досадой махнула рукой. — Может, в школу сходить? Пускай другое поручение найдут…
Игорь стоял в дверях и молча слушал.
— Глупости говоришь, — заметил, не оборачиваясь, отец, а Нина-маленькая все собирала фотографии, и слезы капали на них, стуча, как капли дождя. — Глупости говоришь, не в поручении дело.
— Сама знаю, что не в поручении. Нехорошая она девчонка. Околдовали там его, что ли?
Игорь понял: дальше молчать нельзя, иначе будет сказано что-то непоправимое.
— Я могу идти? — сухо спросил он.
— Иди, что с тобой сделаешь, — ответила мать. |