— Я бы хотел, — сказал он, — посвятить этому городу весь завтрашний день. Мне необходимо урегулировать тут кое-какие дела, чтобы не возвращаться сюда специально еще раз.

— Никаких возражений, господин Егер, правда, мы слегка задержимся… Но раз это создаст вам неудобства…

— Спасибо, господин Круш, остается только пожелать друг другу доброй ночи.

Договорившись, отужинав, выкурив трубку, оба, полураздетые, вытянулись в рубке, и ничто не потревожило их сон вплоть до того момента, как восходящее солнце осветило огненной точкой острый шпиль собора на Гезандтенштрассе.

Самое время напомнить, что после отбытия из Ульма лауреату «Дунайской удочки» ни разу не оказывали того восторженного приема, с каким его встретили в баденском городе. Как могло случиться, что такая знаменитая персона проскользнула незамеченной между берегами Дуная? Ни в Нойбурге, ни в Ингольштадте не было ни толпы любопытных, ни даже дежурного, призванного сообщить о прибытии Ильи Круша.

Правда, газеты Ульма информировали о его отъезде утром седьмого мая, но при этом еще никто не прознал, что теперь он путешествует вниз по Дунаю не один. В тот момент, когда любопытные на набережной собрались попрощаться с ним, плоскодонка уже покинула берег, и никто не заметил его спутника. А иначе сколько было бы разговоров!.. Кто напарник рекордсмена?.. И на каких условиях Илья Круш согласился взять его с собой?.. В дело немедленно вмешалась бы ульмская пресса… Затем новость была бы воспроизведена всеми немецкими, австрийскими и венгерскими газетами со всяческими более или менее достоверными комментариями. Но, как ни странно, после Ульма новостей не поступало. Казалось, никто не знает, что стало с героем-рыболовом, столь восхваляемым до сих пор. Он спокойно прошел Нойбург, Ингольштадт, незамеченным проплыл мимо городков и деревней обоих берегов.

В Регенсбурге, так же как и в прочих местах, Илья Круш не стремился себя афишировать. Он, так же как и господин Егер, предпочитал сохранять инкогнито. Возможно, поэтому никто не обратил внимания на скромное суденышко среди многочисленных барж, стоявших на причале у набережной Регенсбурга. Отметим, что судоходство здесь очень оживленное, поскольку Дунай, после того как в черте города в него вливаются Наб и Реген, становится достаточно глубоководным даже для кораблей водоизмещением в двести тонн.

Что до плоскодонки, то Илья Круш привязал ее у первой из пятнадцати арок моста, соединявшего два берега великой реки. Сооруженный в середине XII века, этот мост, длиной в триста шестьдесят футов и опирающийся на два острова, до сих пор самый большой в Германии.

Нам остается предположить, что жители Регенсбурга, который в течение пятидесяти лет был резиденцией имперского сейма, слишком поздно узнают, что после Карла Великого и Наполеона в их городе проездом целые сутки гостил лауреат «Дунайской удочки».

VI

ОТ РЕГЕНСБУРГА ДО ПАССАУ

На следующий день на заре господин Егер первым выбрался из рубки, умылся прохладной речной водой, почистил одежду и, водрузив на голову шляпу с широкими полями, встал на корме лодки.

Отсюда было хорошо видно все, что делается впереди и позади ковчега. Взгляд напарника знаменитого рыболова по очереди направлялся на все без исключения суда, которые плыли по реке или стояли у набережных обоих берегов. Казалось, это зрелище чрезвычайно интересует его. Он следил за приготовлениями к отплытию, которые совершались там и сям, за поднятием парусов, за окутанными черным дымом трубами буксиров. Но больше всего его занимали баржи, которые спускались или готовились к отплытию вниз по Дунаю.

Через четверть часа к господину Егеру присоединился вылезший из рубки Илья Круш.

— Привет! Как спали? — поинтересовался он.

— Так же крепко, как вы, господин Круш.