О, чёрт.

Я кричу: — Либби, отпусти Горди, он не письмо, и открывай дверь.

Она крикнула: — Ему нравится это.

Когда я открыла дверь, то увидела Либби в сапогах Веллингтона и бикини. Горди мучительно рыдал в её маленьких толстых руках и, наконец, выскользнул и прыгнул в сад, чихая и трясясь.

Либби рассмеялась. — Забавный пушистик. Ха, ха.

Затем она подошла ко мне и начала обнимать колени и целовать их.

Между обнимашками, Либби приговаривала:  — Я любю мою Джинджи.

Мутти поднималась по ступенькам в очень коротком платье, очень утягивающим под нунгами. Очень грустно. Она обняла меня, а эти объятия довольно пугающие, видя её огромные буфера нависшие над головой. Она спросила:

— Привет, Джи, ты уже вернулась с похода?

Я ответила: — О да, это было бесподобно, мы пытались приготовить сушеные бобы и Герр Камьер изображал, что создаёт вещи своими руками (разведение огня без спичек), что никто так и не мог сделать, кроме Джаски. И как гвоздь программы, я упала в пруд и была атакована большими поджаренными тритонами.

Она даже не слушала, как обычно бывает, находясь в своём собственном Муттилэнде.

— Мы пошли посмотреть концерт дядя Эдди у посла прошлой ночью. Это было похоже на оргию, одна из женщин так увлеклась, что украла его перо из шляпы.

И неужели чувствительная девушка должна подобное слушать? Это было похоже на ушное порно.

Я смотрела, как мути суетится и готовит для нас вкусный ужин (то есть, открывает банку томатного супа). Она была настолько высокомерна и продолжала рассуждать всё больше и больше.

— Честно говоря, ты должна была там присутствовать, это было забавно.

Я говорю: — Оoo да, было бы здорово, находиться там. Действительно здорово.

Но у неё не получилось.

Либби всё ещё целовала мои колени и хихикала. Она забыла, что это мои колени. Они теперь просто её новые друзья, заменившие Джоша. Но затем она, должно быть, порвала со своими любовниками, потому что сильно ударила меня по колену и ушла в сад, крича Горди.

Я сказала:

— Мам, ты же ведь не брала с собой Либби на лысо-дядьское фиаско?

— Не глупи, Джорджия, я же не полная идиотка.

— Вообще-то, да, так и есть на самом деле.

— Не будь такой грубиянкой, — ответила она.

— Где папа? Тебе удалось встрясти его в последний раз?

А потом пришёл вати. В своих кожаных брюках. Ой, меня сейчас стошнит. Как вообще можно такое носить, он поцеловал меня в волосы. Фу, он коснулся моих волос. Теперь мне придётся мыть их.

Он улыбался, как деревенщина, и снимал свой жакет: — Привет, никаких лагерьских травм? Никаких укусов полёвки, ты не проскользнула в пруд-тритон или что-нибудь еще?

Я подозрительно на него посмотрела. Надеялась, он не превращался в Мистическую Мэг в своём таком пожилом возрасте. Я спросила: — Папа, ты в женской блузке?

Он полностью погрузился в баллистицизм.

— Не будь такой нахалкой, это оригинальная ультрасовременная рубашка 60-ых. Я, наверное, надену её, когда пойду в клуб. Какие-нибудь концерты намечаются?

— Есть новости от итальянского жеребца? — поинтересовалась мама у меня.

Отец был с головой в холодильнике, из-за этого я могла лицезреть его огромную кожаную задницу прямо перед моим носом. У меня было непреодолимое желание пнуть его, но я воздержалась, потому что знаю, что он, наверняка бы, запер меня на всю жизнь.

Я бросила ей злой взгляд и кивнула в сторону холодильника. Впрочем, мне не стоило беспокоиться, потому что папа нашёл в морозильнике фруктовое мороженое на палочке и был так взволнован, насколько возможно для толстяка в обтягивающих кожаных штанах.

Он ушёл, чавкая, в переднюю комнату.