Но сейчас не время для таких разговоров — они должны целиком сосредоточиться на плане, который разработали.

Наконец, словно вняв их горячим молитвам, на улицу въехала закрытая карета и остановилась у дома на углу.

— Герцог!.. — прошептала Петрина, узнав изображенный на дверце кареты герб.

Николас Торнтон кивнул, и они стали внимательно наблюдать за происходящим. Лакей спрыгнул с запяток и опустил подножку, а затем открыл дверцу. Появился герцог и, как показалось Петрине, довольно поспешно вошел и дом. Когда парадная дверь закрылась, карета уехала.

Петрина почувствовала внезапный приступ гнева, но он относился не к герцогу, а к той, которая так бесстыдно обманывала графа с другим мужчиной.

«Как она может так поступать с ним?» — думала Петрина. Ей тем более это было непонятно, что герцог в ее представлении не шел ни в какое сравнение с графом Стэвертоном.

Правда, ей вспомнились однажды сказанные слова отца: «Англичане — снобы, все без исключения, от принца до самого бедного из его подданных. Их в этом отношении превосходят только французы, самые большие снобы во всей Европе».

«Наверное, с точки зрения леди Ивонны, известной своим снобизмом, герцог — это поважнее, чем граф», — подумала Петрина.

Что касается самой Петрины, то, если бы граф был не важной персоной, а простым, обыкновенным человеком, она все равно бы его любила и почитала королем среди всех остальных мужчин.

— Теперь надо подождать, пока не стемнеет, — сказал ей на ухо Торнтон.

«Однако это произойдет лишь через несколько часов», — подумала Петрина и принялась за новый кусок ветчины.

Вообще-то время бежало быстро, потому что вопреки принятому решению Петрина все же заговорила с Торнтоном о положении в стране. А это неизбежно привело их к теме отверженных обществом людей, в частности уличных женщин, которым она старалась помочь.

Николас Торнтон рассказал, как однажды ему пришлось побывать в одном из притонов квартала Сент-Джайлс. Он был потрясен, увидев среди его обитателей малолетних детей.

— Все это было похоже на ад! — вздохнув, произнес Торнтон.

Сын частного поверенного из маленького городка, он всегда хотел стать писателем или журналистом и отказался, к досаде отца, пойти по его стопам — стать членом семейной фирмы.

Он приехал в Лондон с твердым намерением сделать карьеру журналиста и переходил из одной газеты в другую, пока не познакомился с Уильямом Хоуном и не понял, что, работая у него, он получит возможность писать, что хочет.

Он рассказал Петрине, что принц-регент и многие другие вельможи платили газетам, чтобы те не публиковали о них сатирических материалов.

Особенно старался принц-регент — очевидно, он чувствовал, что дает слишком много поводов для этого.

Так, известный в Лондоне книжный иллюстратор и карикатурист Джордж Крукшенк получил сто фунтов за обещание не изображать принца-регента в непристойном виде. Издателям было выгодно получать такие «запретительные» деньги.

— Но это же неправильно, когда злободневная тема становится запретной! — заметила Петрина.

— Согласен с вами и, если когда-нибудь я стану издавать собственную газету, клянусь, что буду писать в ней только правду, даже если после этого земля провалится в тартарары!

Петрина засмеялась.

— А я вам помогу, — сказала она уже серьезно. — Обещаю.

Наконец начало темнеть, и в окне первого этажа зажегся свет.

У Торнтона был план внутреннего устройства дома. И Петрина еще раз убедилась в том, что он все предусмотрел, когда Торнтон показал место расположения спальни Ивонны Вуврэ.

Прошло еще полчаса. Теперь улицу освещали только два фонаря в отдалении, около Королевской больницы, и молодая луна.