Карета, в которой ездил еще покойный дед герцога, двигалась мимо ковент-гарденского рынка. Снаружи гудела людская толпа. Время от времени кучер резко поворачивал, чтобы избежать столкновений, и всякий раз герцог хмурил брови и крепче хватался за чемоданчик с «образцами».

После одного особо сильного толчка герцог схватил трость и забарабанил ею в потолок.

— Легче, Джек, легче! — завопил он что есть мочи. — Не то моя коллекция разлетится по всей карете! Что, черт побери, происходит там, снаружи?

Окошко в потолке приотворилось, в нем показалась широкая добродушная физиономия.

— Настоящее столпотворение, сэр! — раскатистым басом ответил кучер. — Не то беспорядки, не то карманника ловят. Да не волнуйтесь, ваша светлость, не успеете вы и глазом моргнуть, как рынок останется далеко позади!

Ох, как он ошибался!

Мгновение спустя карета закачалась, словно шлюпка в штормовую погоду. Дверца со стороны герцога распахнулась, и под восторженные вопли толпы внутрь влетел, приземлившись на четвереньки, какой-то человек.

Человек этот — точнее, девушка, и очень молоденькая, поспешно вскочила и плюхнулась на сиденье напротив.

Сколько мог разглядеть Уэстермир в бархатно-сером полумраке кареты, девушка была довольно неприглядно одета и растрепана до безобразия. Чепчик ее слетел с головы и болтался на завязках; а измятое платье мышиного цвета напоминало наряды, в каких ходят приживалки, гувернантки и перезрелые горничные. Впрочем, внешность гостьи оказалась куда привлекательнее костюма.

Из-под мятого чепчика выбивались в беспорядке роскошные золотистые кудри. Классически правильное личико с нежной, словно шелк, кожей могло бы принадлежать Елене Троянской (изрядно поглупевшей Елене, не преминул подумать раздраженный герцог). Глаза, обрамленные густыми ресницами, были того ярко-синего цвета, какой можно встретить только в небе и лишь на юге, да и то, пожалуй, не в жизни, а на пейзажах знаменитых художников.

Фигура красавицы не уступала лицу: даже сейчас, скорчившись на сиденье и тяжело дыша после прыжка, незнакомка являла собой самую прелестную картину, какую Уэстермиру доводилось видеть. Высокая, с полной округлой грудью, тонкой талией и стройными ножками, о красоте которых оставалось только догадываться, девушка напоминала античную статую.

Отдышавшись, девушка окинула быстрым взором экипаж, удивленно подняла брови при виде чемоданчика (Доминик покрепче схватился за свои драгоценные «образцы») и наконец обратила внимание на самого герцога.

— Лорд Уэстермир? — звонко спросила она. — Вы лорд Уэстермир?

Герцог промолчал, ошеломленный таким вторжением.

Девушка внимательно осмотрела его с головы до ног. Длинные ноги в сапогах, бежевые бриджи, фрак цвета слоновой кости, белый шейный платок и нахмуренные черные брови, видимо, убедили ее в том, что перед ней именно герцог Уэстермир.

— Это вы! — горячо выдохнула растрепанная амазонка. — Я представляла вас себе отвратительным чудовищем, но все же не сомневаюсь, что это именно вы!

Доминик хотел ответить, но в этот миг красавица вскочила и, театрально простерев вперед руку, вскричала звенящим голосом:

— Знаете ли вы, зачем я ворвалась к вам в карету? Я пришла за справедливостью! Вы знаете, как страдают по вашей вине бедняки? Знаете, что на вашей совести десятки смертей?

Уэстермир испуганно покосился на поднятую руку, полагая, видимо, что сейчас ему влепят пощечину. Девушка, однако, перевела дух и все так же горячо продолжала:

— Во имя христианской справедливости я Требую, чтобы вы обеспечили несчастным, работающим у вас на фабрике и на шахте, достойную плату и достойные условия труда!

Пока она говорила, Уэстермир не отрывал взгляда от ее полных розовых губок и ровных, удивительно белых зубов.