Прибытие матери Энтони повергло Сару в такое изумление, что она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в открытую. Юбки старой леди, сшитые из лилового шелка, были так широки, а шлейф столь велик и тяжел, что ей понадобилась помощь двух ливрейных лакеев, чтобы протиснуться в парадную дверь, Более того, этот маневр был затруднен еще и тем, что голову почтенной леди венчала шляпа в полных два фута высотой, в виде птичек, порхающих над гнездом, в котором лежали искусственные яйца. Как она вообще могла двигаться, осталось для Сары загадкой. Протиснувшись навстречу леди Торренс, почтенная матрона принялась надменно изучать каждого гостя через монокль, движением веера открыто выражая одобрение или прямо противоположные чувства.

Через некоторое время, когда процессия кланяющихся, приседающих, бормочущих добрые пожелания людей превратилась в бесконечный поток, Саре стало казаться, что лица — это просто туманные розовые пятна, окруженные белыми париками и напудренными волосами. Платья женщин, камзолы и бриджи мужчин слились в движущуюся радугу, которая то приближалась, то отдалялась. Высокие каблуки теперь доставляли ей страдания, и она подумала, что не надо было настаивать, чтобы Берта так плотно зашнуровала ей туфли. Неожиданно она почувствовала головокружение. Закрыв глаза, девушка в поисках поддержки протянула руку Энтони. Ее пальцы встретили твердое, придающее уверенность пожатие.

Сара открыла глаза, с благодарностью воскликнув:

— О, Энтони, я…

Но ее руку держал не Энтони. Глаза, смотрящие на нее сейчас, были не светло-коричневыми, а темными, почти черными.

В смущении она пробормотала:

— Мистер Данси, прошу прощения. Я не слышала, как сообщили о вашем приезде.

Он поднес ее пальцы, затянутые в перчатку, к губам.

— Это не имеет значения, кузина Сара. Вы выглядели такой бледной и слегка покачнулись. Я подумал, может быть, вам нехорошо.

— Ничего подобного, — отрывисто произнесла она. — Я превосходно себя чувствую.

Единственным человеком, которого она не хотела бы видеть свидетелем минутной слабости, был именно Криспин Данси, который называл себя ее кузеном, но был всего лишь племянником ее мачехи. Ей казалось, что всякий раз, когда они встречаются, она начинает испытывать смутную тревогу и раздражение, хотя не может объяснить почему. Правду сказать, их встречи были нечастыми, потому что он редко приезжал в Лондон. Он жил в своем поместье в Сассексе вместе с сестрой Мэри. Нет сомнений в том, что именно это отличало его от знакомых ей молодых мужчин, и это отличие заставляло ее чувствовать себя неловко в его присутствии. Он никогда не осыпал ее комплиментами, как другие мужчины, всегда был официально вежлив и никогда не давал повода на него обидеться. Но ей казалось, что в нем есть какая-то жесткость, особенно в сравнении с беззаботной нежностью Энтони, и у нее сложилось впечатление, что он почти не обращает на нее внимания. Это было необъяснимо, но она чуть ли не боялась его и испытывала облегчение оттого, что его визиты на Беркли-стрит столь редки.

Мачеха Сары не разделяла ее опасений. Она подошла к ним обоим, раскрыв объятия.

— Криспин, как я рада видеть тебя здесь! — Она повернулась к мужу, и в ее глазах отразилась тень мольбы. — Уильям, разве ты не поприветствуешь моего племянника?

Сэр Уильям Торренс выпятил нижнюю губу, пожал плечами и сдержанно поклонился.

— Добро пожаловать, сэр. Надеюсь, ради такого случая вы оставите свои мнения при себе, — резко произнес он.