— Как это?

— А вот так это. Людям помочь хочу. Понимаешь? Очень людям деньги нужны. Те самые, которые я им за комнату эту плачу. Просто до зарезу им эти деньги необходимы…Поэтому я и буду тут жить, пока они им нужны…

— Так. Все понятно теперь. Ты просто самым банальным образом запал на эту девчонку, да? Так ведь? Из–за девчонки весь сыр–бор?

— При чем тут девчонка? – совершенно, ну просто совершенно искренне возмутился Саша, и сам даже поверил в эту свою искренность. – С чего ты взяла вообще про девчонку? Странно даже…

— Да то–то и оно, что странно! – презрительно пожала плечом Марина. – Чего ты в ней нашел–то, Саш? Она ж страшна, как пугало! Ты посмотри, посмотри на нее повнимательнее! Дылда дылдой, и узкоглазая к тому же!

 Саша замолчал. Он вдруг поймал себя на мысли, что и в самом деле вот уже несколько дней с удовольствием заглядывает в эти узкие и длинные монгольские глаза, с удовольствие погружается все больше и больше в скромный и бедный быт этой семьи, с удовольствием чувствует себя здесь нужным и необходимым, и не только Василисе, но и Ольге Андреевне, и Петьке…А самое главное – ему очень хорошо здесь отчего–то, будто он живет у близких каких и дорогих родственников…

 Будто встряхнувшись от этих мыслей, он торопливо встал и, с досадой взглянув на Марину, пошел к двери, на ходу приговаривая и разводя руки в стороны:

— Ты извини, ради бога. Там у меня Петр очень сильно болен, я пойду гляну…

— А что с ним такое? – поднялась со стула и Марина. Зайдя следом за ним в комнату, где лежал Петька, подошла с Сашей тихонько к его дивану, выглянула из–за плеча.

— Здравствуйте, Петечка! – пропела она сладким голосом. – Вы заболели, да? Ну ничего, скоро поправитесь…

— Ага, скоро… Как же… — просипел горестно Петька, с трудом переводя на нее глаза. – Это история теперь надолго затянется, я думаю. Саш, дай попить, а?

— Сейчас, Петр. Сейчас воды принесу!

— Саш, а я бы вот соку выпил… Только хорошего, апельсинового…

— Да без проблем, Петр! Я сейчас в магазин сгоняю, заодно вот и тетю Марину провожу.

— Но я бы могла посидеть с ребенком, пока ты ходишь, - засопротивлялась вдруг яростно Марина. – Никуда я отсюда не пойду…Иди–иди, я останусь, я с Петечкой тут посижу! Можно с вами посидеть, Петечка?

— Нет, Марина, тебе лучше уйти, — тихо, но твердо проговорил Саша. — Пошли, одевайся…

— Но мы не договорили…

— Нет, мы как раз уже обо всем уже и поговорили. Пойдем, Марина!

— Нет…

 Взяв под локоток, он насильно–вежливо проводил ее в прихожую, помог надеть куртку, заботливо открыл дверь.

— Всего доброго, Марина. До свидания. Или нет – прощай лучше. Я надеюсь, ты все правильно поняла и обиды держать не станешь…

— Саш, ну я не прощаюсь, да? – перебила она его на полуслове, будто не слыша последних его, конечно же, обидных для себя слов. Только не могла она позволить себе обиду эту. Не для нее пока предназначено роскошное это состояние – обида. Выходя, она снова обернулась к нему и улыбнулась дружески, и подмигнула даже вроде как ободряюще – держись, мол, тут, в трудностях своих…

— Что, достала? – просипел Петька, улыбаясь пересохшими губами навстречу вошедшему в комнату Саше.

— Ага, брат, достала.