Изменить размер шрифта - +
Он не знал, где ты сейчас… Там… Нет, я не в силах сказать тебе… Прочти лучше сам.

Рене взял из рук отца заметку, прочитал её и долго сидел неподвижно. Наконец он встал и направился к двери.

– Рене, – еле слышно позвал отец, и сын, не повернув головы, остановился.

– Да?

– А как же Маргарита?

– Я скажу ей сам, – отвечал Рене и добавил: – Немного погодя.

Спустя час кто-то тихо постучал в запертую дверь его комнаты.

– Мне надо поговорить с тобой, Рене, – послышался торопливый шёпот отца. Рене тут же отпер дверь. – Ты взял заметку?

– Нет, она осталась на столе.

– Значит, её взяла Бланш. Я вышел на несколько минут из комнаты, а когда вернулся, заметки на столе не было. Мне страшно. Эта женщина любит вмешиваться в то, что её не касается. Она пошла к Маргарите.

Рене бросился мимо отца на лестницу и тихо, не постучавшись, открыл дверь в комнату сестры. Около кушетки стояла Бланш, Маргарита держала в руке вырезку из газеты.

«Зверства в папской крепости. Бесчеловечное обращение с политическими заключёнными.

Вчера в палате общин член парламента А. Тейлор спросил помощника министра по иностранным делам, правда ли, что…»

Рене выхватил у сестры заметку.

– Не надо! Не читай!

– Отдай сейчас же! – хрипло закричала Маргарита. Рене с потемневшими от гнева глазами повернулся к Бланш.

– Выйдите вон. Немедленно. Я и Маргарита хотим побыть одни.

Заперев за Бланш дверь, Рене подошёл к сестре.

– Ромашка…

– Отдай мне заметку! – снова закричала она.

– Он умер, Ромашка.

В третий раз зазвенел ужасный вопль:

– Отдай!

Рене упал на колени около сестры.

– Не читай! Зачем тебе знать подробности? Всё кончено. Какое они теперь имеют значение?

– Никакого, – помолчав, отвечала Маргарита, – и поэтому незачем скрывать их от меня. Нелепо утаивать, как именно это произошло.

Она говорила ледяным тоном, и на мгновенье Рене перенёсся в долину реки Пастаса и услышал другой голос: «Какое имеет значение, что бы именно могли они сделать?»

Он отдал ей заметку и, отойдя к столу, уставился невидящим взглядом на вазу с розами. Тишина, как бескрылое чудовище, волочила по полу свои бесконечные кольца.

– Рене, – наконец позвала Маргарита.

Он подошёл к сестре, обнял её и, опустившись на колени, прижался щекой к её щеке. Она осторожно высвободилась из его объятий, и он похолодел от ужаса.

– Ромашка! – зашептал он, ловя дрожащими руками её руки. – Что встало между тобой и мной? Мне кажется, я потерял и его и тебя: Я не понимаю… Мы живём в каком-то кошмаре или сходим с ума… Я потерял его ещё до того, как он погиб, и до сих пор не знаю почему. Неужели мне суждено и тебя потерять живой?

Её взгляд заставил Рене отшатнуться.

– Нет. Я уже мертва. Это случилось два года назад, в ноябре. Мне жаль тебя, Рене, но мы оба мертвы. Он – труп, а я – египтолог. Это почти одно и то же. Теперь меня интересует только то, что произошло три тысячи лет тому назад.

Рене встал и, глядя сверху вниз на сестру, спросил:

– Ты не объяснишь яснее, дорогая? Что же случилось? Когда два человека – единственные, кого ты любил в мире, – вот так… умирают, очень трудно жить, не зная, что же случилось. Скажи мне, причина – какой-то… – у Рене перехватило дыхание, – причиной был какой-то поступок Феликса?

– Он не виноват. Он был вправе порвать. В её голосе прозвучала горечь, но Рене почти обрадовался – всё-таки это было человеческое чувство.

Быстрый переход