— Я вижу, что, для того чтобы иметь хоть какую-то надежду убедить вас, мне придется выложить карты на стол, — вздохнул он. Затем щелкнул посеребренными замками атташе-кейса, открыл его и протянул мне, держа обеими руками. — Эта документация говорит сама за себя…

Я машинально поднялся и наклонился вперед. Однако в это мгновение что-то всколыхнулось в моей памяти и словно вцепилось в меня. Карты на стол? Катикины карты — туз червей, двойка пик — два пустых озера черноты, слившиеся в одно. И валет с его холодными темными глазами…

Колебание спасло меня. Из открытого дипломата — из его сложенных в горсть ладоней — метнулся вверх язык желтого пламени: как раз в то место, где, если бы я не помедлил, оказались бы мои глаза. Зарычав от ярости, я схватил первое, что попалось под руку — это оказалась линейка, — перепрыгнул через стол и бросился на него.

Чернота взревела…

Снова свет. Его стул отлетел назад, мы с грохотом сцепились, кусаясь и щелкая зубами, как звери, катаясь по полу. Моя рука на его горле… его трость, удерживающая мой меч… его вторая рука, пытающаяся выцарапать мне глаза… Господи, ну и силен же он! И весь этот шум, что мы подняли, почему никто не войдет…

Обжигающий жар…

Какого черта? Что-то горит — мои волосы дымятся… мы скатились в огонь. Какой еще огонь? Свет сияет… пол раскален…

То включаясь, то выключаясь — от света к тьме — вперед-назад, два мира мелькали вокруг нас, когда мы падали из одного в другой и обратно. Я был прав, прав был мой другой голос!

— Прав! Прав! Здесь или там, гнусный пидор, но я буду терзать тебя до тех пор, пока ты не протянешь ноги…

— Hijo de la puta adiva, — прошипел маленький человечек. — Потаскухино отродье.

Питерс-Педро изо всех сил старался высвободить свою трость и ударить меня. Я нажал посильнее — и меч, и трость вырвались из наших рук и отлетели в сторону. Мы пытались схватить друг друга за горло…

Мои руки были длиннее… они сомкнулись, сжались. В вакууме его глаз вспыхнула искра, взорвалась, пошла вверх. Нити зеленого огня затрещали и побежали по его рукавам, встретившись с моими руками, и сноп красных искр вспыхнул в ответ. Его глаза уже не были больше черными, они были сверкающими зелеными зеркалами, и я видел в них свое отражение. Отражение, которое я трудом узнавал, — рычащая свирепая маска с глазами, полыхающими красным…

Крепче…

Еще крепче…

Его хватка ослабла. Одна рука отпустила мое горло и, хотя он не видел, где лежит трость, рванулась прямо к ней, схватила и ударила меня по голове. Однако каким-то образом мой меч оказался под моими растопыренными пальцами, и, когда Дон Педро рванулся, я стиснул рукоятку и ударил.

Классический смэш справа. Удар пришелся прямо по его гладкой макушке и сбил его с ног. Он рухнул навзничь на свой алтарь. Меч звенел в моих пальцах, словно я ударил по камню. Дон Педро лежал и стонал, извиваясь и слабо дрыгая ногами, его пальцы скребли по черной рваной ране. Такая рана должна была быть смертельной, но он не был обычным человеком. Тяжело дыша, шатаясь, я подошел и занес меч, чтобы добить его. Рот Дона Педро открылся…

Я с воплем отвращения отскочил, едва увернувшись от фонтана черноты, который он изрыгнул.

— Ах ты грязный ублюдок… — зарычал я, собираясь нанести ему окончательный удар. Однако кто-то схватил меня за руку. Я обернулся и оказался лицом к лицу с Джипом. И только тогда ко мне стала возвращаться память.

— Нет, — устало сказал Джип. Не приближайся к нему. Это уже не атака. Он больше не станет нападать.

— Но…

— Никаких «но».