Он так сформулировал эту фразу, она казалась ему такой литой и неразрываемой, что, думал Вэлш, ответ шефа будет однозначным, ему ничего не останется, как сказать "да".

Однако же директор ответил не сразу, спросил почему-то, нет ли тяжести в висках у Вэлша, синоптики грозят резким падением барометра, порекомендовал постоянно пить сок тутовника, а еще лучше - есть натощак эти диковинные черные ягоды, "разжижает кровь"; поинтересовался, не видел ли Майкл новую ленту Фрэнсиса Копполы, "чертовски талантлив, бьет по больным местам, честь ему за это и хвала", и только потом лениво и безо всякого интереса сказал:

- А что касается "вариантов", то думайте... Составьте записку на мое имя, пусть будет под рукою, я при случае посмотрю...

- Упустим время... Без вашей санкции все будут оглядываться, ждать вашего слова...

- Так-то уж вы все и ждете моего слова, - рассмеялся директор, - так уж я вам и поверил...

На этом разговор кончился, и тон его показался Вэлшу странным. Он довольно долго прослушивал каждое слово директора, включив автоматическую запись разговора (все разговоры, даже по внутреннему телефону, записываются), не нашел чего-либо угрожающего ему, но все равно какой-то осадок остался на душе и он погрузился в работу, которая лишь и приносила успокоение.

21

14.10.83

В библиотеке Сорбонны было тихо и пусто еще; Степанов устроился возле окна; работал со справочниками и подшивками газет упоенно; страсть к документу - пожирающая страсть; если она по настоящему захватила человека, тогда получается книга под названием "История Пугачева" и одновременно "Капитанская дочка". Но Пушкин был только один раз, больше не будет, никто с той поры не смог так понять документ, как он, подумал Степанов, такие, как Александр Сергеевич, рождаются раз в тысячелетие. Он предупреждал власть, когда писал "Пугачева", но требуется умная власть, чтобы понять тревожное предчувствие гения, а откуда ей было взяться тогда в России...

Степанов копался в справочниках по американским корпорациям; британская школа аналогов казалась ему интересной и не до конца еще понятой современниками.

Отчего, думал Степанов, и Мари Кровс словесно, и несколько провинциальных американских газет в статьях с разных сторон, исходя из разных, видимо, посылов, трогают имя Дигона именно в связи с Гаривасом?

Он искал и нашел в старых документах дело Чарльза Уилсона, министра обороны в кабинете Эйзенхауэра. Именно он, доверенный человек группы Моргана, один из блистательных президентов "Дженерал моторс", резко сломал свой прежний курс, выступил за ограничение гонки вооружений, обвинил в политической слепоте своих коллег по правительству, а затем подал в отставку.

Подоплека неожиданной смены ориентиров стала понятной значительно позже - это была одна из форм скрытой драки за власть в Вашингтоне между империями Морганов и Рокфеллеров. Если человек Моргана настаивает на необходимости "мирных переговоров" с русскими, на развитии с ними добрых отношений, на прекращении военного психоза, значит, по логике вещей, именно Морганы лучше всего чувствуют настроение народа, значит, им и надлежит получить ключевые позиции в администрации; ничто "просто так" за океаном не делается, за всем, коли поискать, сокрыт глубокий и тайный смысл.

Степанов нашел документы и об одном из лидеров республиканцев Гарольде Стассене. Связанный с тем же Морганом, именно он, Стассен, начал в свое время громкую кампанию против братьев Даллесов - государственного секретаря Джона и директора ЦРУ Аллена. В подоплеке этого скандала, в который были втянуты крупнейшие политики и журналисты, была та же схватка Морганов с Рокфеллерами.

Но это драка на Уолл-Стрите. А существует глубинное могучее, противоборство банкиров Юга и Среднего Запада против твердынь банковского Нью-Йорка.