— Да все они хороши, — сказал я. — Мне бы не хотелось кого-то выделять.

Мой собеседник пожевал губами.

— Вот что тебе надо сделать, Ал. Запри-ка туалет и ключ положи себе на стол. И когда кому-то захочется туда пойти, пускай подходит к тебе.

Так я и сделал, тем самым избежав грозивших мне неприятностей. Разве это неправильно? В конце концов, руководство офисом входило в мои обязанности. И люди должны были испрашивать у меня разрешения, прежде чем прекратить работу.

Больше до конца дня Хенли меня не беспокоил и перестал за мной надзирать. А вечером, перед уходом, опять позвал меня в свой кабинет.

— Поразмыслил я о тебе, Ал, — сказал он. — И сдается мне, ты потолковее, чем я думал. Ты справляешься, и, наверное, мы тебе поднимем зарплату до трехсот пятидесяти.

— Это замечательно! — вырвалось у меня. Зарплата моя была — и есть — триста двадцать семь пятьдесят в месяц. — Безусловно, я сделаю все, чтобы ее заслужить.

— Триста пятьдесят, — повторил Хенли, и его глаза затуманились, словно бы в них проскочила смешинка, объяснить которую я не мог. — Хорошие деньжата для человека твоего возраста.

— Ну, — я усмехнулся, — я еще не Мафусаил, мистер Хенли. Мне только будет сорок девять в…

— Что? Так ты не согласен, что это приличная сумма?

— Да, сэр. То есть, ну, в общем, я хотел сказать, что… да, сэр.

— Так ты согласен, что человек твоего возраста был бы счастлив их получать?

— Я был бы… очень рад получить их, — выдавил я, — человек моего возраста.

Я шел домой с тяжелым сердцем, хотя к тому вроде не было причин. Я поступил правильно, выбрав единственно возможную линию поведения. Никому я не повредил и себя вроде бы возвысил, так что все было нормально. Но в глубине души мне хотелось, чтобы мне это подтвердил еще кто-нибудь.

В тот вечер на ужин у нас была маринованная свекла, горошек и сладкий картофель. Кажется, Марта содрала этикетки с консервных банок, чтобы украсить подсвечники, и не могла узнать, что в них, пока не открыла.

Я сказал, что это чудный ужин, совсем в моем вкусе. Иногда я забываюсь и начинаю переругиваться с ней, но быстро спохватываюсь. Она здесь не виновата, если верить докторам.

Просто Марта стала немножко рассеянной с тех пор, как ее организм начал перестраиваться. Может, даже и раньше.

Итак, мы принялись за еду, и я упомянул о повышении, а от него плавно перешел к курилке и прочему.

Марта восхитилась и минуты две распространялась, какой же я умник.

— Ну, ты им показал, — сказала она. — Им бы надо по утрам подыматься много раньше, чтобы опередить нашего Ала.

Боб уткнулся в тарелку. Он ничего не ел.

Марта нахмурилась:

— А ты что отца не слушаешь? Все те люди на него нападали, а теперь он их умыл. Да еще и получит, наверное, повышение!

— Спорим — не получит, — заявил Боб.

— Ну ладно, — вмешался я. — Тебя не спросили. Просто я… А почему, Боб, ты думаешь, что меня не повысят?

— Нипочему, — буркнул он. — И вообще, я не голоден.

— Видали? — Я усмехнулся. — Не можешь ответить, да? Ну, так и не выступай без повода.

— Прости, — отвечал Боб. — Я больше не хочу есть.

Он подвинул стул, собираясь встать, но я его не пустил. Марта занервничала.

— Ал, ну если он не хочет есть… — встревожилась Марта.

— Мы с этим разберемся.