Изменить размер шрифта - +
Записи разговоров прилагаются. Исп. 22.
 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
 Держаться на хвосте у «феррари» было делом непростым.
 Под ее капотом ржал табун горячих жеребцов, а болт, который забил господин Горкин на правила движения, был большим и толстым, так что, если бы не радиомаяк, следовать за ревущим болидом было бы затруднительно. Действительно, получалось не у всех. Снегирев уже дважды наблюдал, как водитель «феррари», сам того не замечая, отрывался от машин «наружки». Те, правда, прибегали к помощи постов наблюдения и каждый раз «принимали» иномарку по новой, как говорится — не мытьем, так катаньем. Не укрылся от его глаз и тот примечательный факт, что, помимо ментов, имелась еще одна конкурирующая фирма, проявлявшая явный интерес к господину Горкину и его кругу общения.
 Что-то уж больно знакомой показалась Снегиреву голубенькая «девятка», ехавшая за «феррари» в десятке корпусов перед «мышастой»; глянув в оптику на ее номер, он рассмеялся — надо же, и Сергей Петрович Плещеев тут же! Интересно, чем на самом деле занимается его якобы охранная контора? Уж не коллеги ли они?
 Где-то к полудню наружка вдруг отстала, не иначе как менты устроили обеденный перерыв, зато на рандеву с господином Горкиным засветился законодатель Шагаев.
 Депутат изволил прибыть в одиночестве, на скромной «пятьсот двадцатой» «бээмвухе», и, чтобы не устраивать «кучи малы», по окончании стрелки Снегирев двинулся за народным избранником.
 Верно говорят, что талантливый человек талантлив во всем, ну а посредственность соответственно все делает хреново. Машину Шагаев водил безобразно — суетливо, опасно и бестолково. Снегирев без труда проследовал за ним на Ржевку, где неподалеку от церквухи, в которой, говорят, венчался Суворов, «БМВ» остановилась. Скоро рядом с ней припарковалась белая «волжанка», пернатая от антенн, и нехуденький мужичок в консервативном драповом пальто пересел в машину депутата — было слышно, как он раздраженно хлопнул дверью «бомбы».
 «А на сердитых воду возят». Включив электронику бинокля, Снегирев навел резкость и прямо перед собой увидел заплывшие жиром, бесцветные глазки, но его больше интересовали губы толстяка, вернее, их артикуляция.
 — Чтобы духа твоего не было в Совке. — Тот не говорил, а вылаивал слова, и брыли его при этом мелко сотрясались. — Держи, — он сунул Шагаеву конверт, — и отцу скажи спасибо, а то…
 Не прощаясь, он выкатился из «бээмвухи», плюхнулся в свою машину и рявкнул водителю:
 — На базу!
 «Волга» с ревом убралась прочь. Запоминать номер было бессмысленно — он покоился в специальных направляющих, и заменить его на другой могли в любое время.
 Депутат же отчалил не сразу. Вытащив сотовую трубу, он принялся жать на кнопки, и, настроив сканер, Снегирев услышал:
 — Мишаня, я уже соскучился. Так бы расцеловал тебя всего. Приезжай скорее, как вспомню о тебе, сразу кончаю.
 «Тьфу ты, гадость какая». Отношение Снегирева к сексу было самым что ни на есть традиционным, и он не сомневался, что если кто-то рожден мужчиной, то и должен быть таковым, а все остальное противно природе.
 Между тем, решив вопрос в принципе, законодатель тронул «бээмвуху» с места и устремился воплощать его в реалиях половой жизни. Вывернув на улицу Коммуны, он чуть не сбил «уснувшую» на переходе бабку, с визгом ушел налево под «помидор» и мимо лесопарка вдоль трамвайных путей помчался по направлению к Всеволожску.
 На его окраине, как оказалось, у депутата имелось жилье, выстроенное в стандартном постперестроечно-новорусском стиле.
Быстрый переход