— Тебя как зовут? — спрашивает Юрка Гончаров, а я от переживаний никак не могу сообразить, как же меня зовут.

— Его Леша зовут, Леша Мотор! — снова Вовка пришел мне на помощь.

— Мотор? — удивился Юрка. — Смешная какая фамилия у тебя, Леша!

Тут Вовка опять за меня говорит, что Мотор никакая не фамилия, а фамилия Моторов, а Мотор — это, значит, кличка такая.

— Тебе бы, Леша, Калмановича насчет путевки поспрашивать, — говорит Юрка. — Его мать сегодня в лагере, она по путевкам главная.

— Точно, — говорит Вовка, — нужно Калмановича найти. Стой здесь, никуда не уходи, я за ним сбегаю.

Взял и правда убежал.

Не устаю на Вовку удивляться: взял и из-за меня побежал! Да, сегодня день какой-то уж совсем необыкновенный!

— Все, мужики, пошли на улицу, пора к обеду готовиться. Закрывай лавочку, Борька, — сказал Юра и ключи тому протянул.

Все дружно двинулись на выход, а я немного отстал и у всех за спиной осторожно гитару пальцем за первую струну подцепил и прислушался. И она мне тихонько ответила…

Калмановичем оказался тот самый Вадик, который был тогда у Вовки на дне рождения, только там он, видимо, себя в незнакомой компании чувствовал скованно, а здесь уж точно нет.

— Ну, давай, что ли, закурим, — говорит Вадик, имея в виду, конечно, мои сигареты. — Слышал, тебе надоело одному в Москве бухать? И правильно, бухать нужно на лоне природы и под строгим надзором, а то мало ли чего, правильно, Генкин?

Произнеся это все, Вадик сразу заржал.

Ага, значит, тот молчаливый крупный полный парень по имени Борис тоже Генкин, наверное, родственник тому завхозу, с которым я сегодня за грузчика работал.

— Ладно, пойдем маман мою поищем, пора из тебя человека делать, — опять рассмеялся Вадик. — Будешь на линейку ходить, по столовой дежурить, за водкой бегать!

Тут уже все закатились, и даже Боря Генкин.

Маму Вадика Калмановича, Маргариту Львовну, мы нашли недалеко от клуба. Это была крупная женщина с фиолетовыми волосами и с какими-то, как и у Вадика, негритянскими чертами лица. Она прогуливалась по аллее рядом с крепким широкоплечим мужиком, о чем-то с ним переговариваясь. Немного в стороне стояли Вовкины родители, мы к ним и подошли.

— Сейчас поедем, — говорит дядя Витя. — Нужно еще Маргариту домой завезти, машину на стоянку поставить и к футболу успеть. А вы чего от Маргариты-то хотите, признавайтесь, что задумали?

— Да вот, — отвечает Вовка, — Леха в лагерь намылился, хочет в ансамбле играть, так мы ее решили попросить.

— Ну что же, дело хорошее, — улыбнулся Вовкин отец. — Попросите, а я рядом постою, для страховки!

Тут и Маргарита Львовна подошла к нам: что, мол, поедем уже? И Вадика своего по головке погладила:

— Поедем мы, сынуль, веди себя хорошо.

А Вадик захихикал и говорит, что Леша тебе кой-чего сказать хочет, и меня к своей маме в спину подтолкнул.

— Слушаю тебя внимательно, лапочка! О чем ты меня хочешь спросить?

Маргарита так строго это слово «лапочка» произнесла, что у меня опять язык отсох.

— Так я… мне бы путевку., на гитаре… — пролепетал я, а Вадик тут же закатился.

— Скажи-ка, лапочка, у тебя родители в нашем институте работают? — спрашивает меня Маргарита.

— В каком нашем институте? — не понял я. При чем тут какой-то «наш институт»?

— Да ты с луны, что ли, свалился? — возмутилась она.