Кай мгновение смотрел на него, а затем начал подниматься. Внизу взвыли звери и цепи, связывавшие его с двумя другими, зазвенели.

– Я не подчинюсь! – закричал Кай, когда убрали пилу. Яркая кровь текла между его зубов. – Я. Не. Подчинюсь! – он выплёвывал слова одно за другим. Механические руки потянулись вниз, и он услышал треск, когда вскрыли его грудную клетку.

Позади механических рук на него смотрел сероглазый апотекарий.

– Почему? – спросил апотекарий, его голос звучал из динамика на воротнике.

Кай почувствовал, как снова вернулась боль. Теперь, когда они оперировали, он всегда находился в сознании. Всегда бодрствующий и никогда бесчувственный. Иглы кололи руки и шею. Он ощущал, как боролось тело, пытаясь справиться с болью и не истечь кровью. Но было слишком много боли и слишком много крови. Слишком много, но недостаточно, чтобы вырваться из хватки.

– Я задал тебе вопрос, претендент.

– Кай, – резко прошептал он. – Меня зовут Кай.

– Поэтому ты не подчинишься, из-за гордости?

Ещё несколько механических рук появились над ним. Трубчатый кусок серой плоти покоился в хромовых пальцах машины. С него свисала паутина кровеносных сосудов.

– Ты помнишь, почему сопротивляешься?

– Я… – начал Кай и потянулся к воспоминаниям и чувствам, которые питали его неповиновение…

Он не подчинится. Он не сломается. Он не склонится. Он не станет.

…и ничего не нашёл. Он не знал, почему сопротивлялся, знал только, что желает этого.

– Не помню, – ответил он, наблюдая, как серый кусок плоти опускали в его грудь.

– Сила не требует причины, – сказал апотекарий.

Кай висел в тишине и видел сны из двух миров.

В одном мире его разум спал, а мысли падали сквозь эхо сжатых воспоминаний.

В другом мире он не спускал взгляда с перекрёстка коридоров, а мысли двигались также медленно, как и его кровь. Глаза были открыты и подёргивались, словно видели, как что-то перемещается впереди. Но впереди ничего не было, только три длинных и тёмных коридора. Кай находился в таком состоянии пятьдесят шесть часов, половину из которых он вообще не спал, а вторая половина была поделена между бодрствованием и сном, куда он теперь мог войти теперь по желанию.

– Кай? – раздался в ухе шёпот Йоннада. – Кай, ответь, если слышишь.

Глаза Кая перестали дёргаться и он быстро моргнул. Ему пришлось подавить тошноту, когда сны соединились с бодрствующим миром, который он уже видел. Кожа неожиданно почувствовала давление скафандра, и сердца забились быстрее.

– Я слышу тебя, – произнёс он.

– Подтверди статус, – сказал Йоннад.

– Нахожусь на перекрёстке двадцать один. Никакого движения. Всё, как и прежде.

– Они там, – раздалось в воксе рычание Архама. – Они придут. Разве ржавая шахта улья, где ты родился, не научила тебя терпению?

– Да, научила, только забыла ещё научить полюбить плавать в вакууме в ожидании неизвестного врага, – ответил Кай.

Архам рассмеялся, звук напоминал отрывистый лай и сменился тишиной.

– Они могут не прийти, – наконец сказал Кай. Мысль не давала ему покоя каждый раз, когда он выходил из цикла полусна.

– Обычно так не поступают, – раздался спокойный голос Йоннада. –Если мы здесь, значит и враг рядом.

– А если это не урок? – спросил Кай, переводя взгляд на один из этих трёх коридоров.