«Возможно, у Джастин изменились планы, и сейчас они где-то обедают», – ревниво подумала Мередит.

Или Йейл пошел обедать один? Сомнительно. Тогда он позвонил бы ей.

Нет, он не совершил бы такой глупости, не стал бы злить ее. Йейл слишком расчетлив, чтобы не понимать, чем грозит ему гнев Мередит.

Она бросила телефон на алое сиденье дивана и обвела беспокойным взглядом кабинет. Из двенадцати комнат двухэтажной квартиры на Парк-авеню эта была самой просторной и одновременно уютной.

Мередит сама обставляла ее, а все другие – Линет, сестра Расселла, театральная художница, создавшая декорации для двух нью-йоркских «мыльных опер».

Поэтому остальные комнаты в резиденции Макфи были ультрасовременными, состояли из углов и прямых линий, стекла и мрамора, кожи и металла, черных и белых тонов. Но кабинету придавали уют мягкая мебель и теплые цвета интерьера, представленные разнообразными оттенками красного тона – от бледных роз персидского ковра до темно-бордовых корешков старинных книг на встроенных полках у камина.

По иронии судьбы Мередит более всего любила в этой комнате выбранную Расселлом картину, висевшую над камином.

Это произведение современного искусства казалось здесь неуместным – во всяком случае, в эстетическом отношении. Художник назвал свое полотно, написанное маслом в серо-голубых тонах, «Небо». Рассел считал это шедевром Девина Трембли, корифея поп-арта шестидесятых годов, умершего от передозировки героина.

Линет, увидев полотно в кабинете, спросила Мередит:

– Почему ты повесила его здесь? Оно не сочетается с цветовой гаммой.

– Правда? По-моему, совсем напротив, – невозмутимо возразила она.

Расселл обвел удивленным взглядом комнату, как всегда поглощенный своими делами. Если его и заинтриговало, что Мередит внезапно оценила картину, которую прежде не выносила, он ничем не выдал этого.

Сейчас полотно висело над камином в комнате, облюбованной Мередит. Расселл появлялся здесь, лишь готовясь к процессу, чтобы заглянуть в какую-нибудь старую юридическую книгу. Однако большую часть профессиональной литературы он хранил в офисе, последнее время редко бывал дома и еще реже вторгался в любимое убежище Мередит. Она подозревала, что его день наполнен не только работой и выполнением обязанностей одного из учредителей Фонда по борьбе с безграмотностью.

Вероятно, Расселл завел какую-то… интрижку.

Мередит радовалась этому, ибо это давало ей возможность лежать в одиночестве на бархатном диване, радоваться жизни и любоваться картиной, которую муж подарил ей на день рождения три года назад.

Расселл купил это полотно у того, кто когда-то был – и будет вновь – любовником его жены.

Глава 5

– Это «му гу гай пэн», или цыпленок под соусом? – спросил Йейл, заглянув в привезенную из ресторана коробку.

Лекси, достававшая тарелки из серванта, обернулась.

– «My гу гай пэн», – подтвердила она.

– Откуда ты знаешь?

– Я заказываю еду в «Изумрудном дворце» несколько раз в неделю и уже изучила их меню.

– Ты не готовишь?

– Сейчас – нет.

«Сейчас, когда Эммета нет рядом». Она отогнала воспоминания о прошлой зиме с ее чудесными вечерами, когда, внезапно соскучившись по итальянской кухне, готовила огромные кастрюли с соусом. Они с Эмметом с аппетитом уписывали спагетти… а затем выделывали акробатические номера в постели, несмотря на ее живот.