Два дня я провела как Сталин, узнавший о провале восстания (кажется, 1905 года). Он тогда тоже был в тюрьме. И узнав, что его (и не только его) революционное будущее накрылось медным тазом, он впал в жесточайшую депрессию: неделю он лежал на боку, уткнувшись носом в стену, и тихо плакал. Сталин не вставал. Он не мог есть, спать, он даже был не в состоянии помыться. Лежал, вонял и истекал слезами. Это был паралич воли и стремления к жизни. (Сей занимательный факт я почерпнула в книге Эдварда Радзинского.)

Так вот, два дня у меня был такой же паралич стремления к жизни. Я даже думала, что могу умереть от этого. То есть мне не хотелось жить. Мне не хотелось просыпаться, потому что просыпаться было незачем. И я мечтала тихо умереть во сне. (В тайне я обнаруживала в такой смерти дополнительный бонус: мой подлый сын тогда бы понял, на что обрек меня, ссылая сюда! Он убился бы лбом об стену, и ему всю жизнь было бы в чем каяться. По крайней мере, я тогда могла бы быть уверена, что так просто он меня после такой смерти не забудет и моя могилка долго будет ухоженной. Еще бы – сдал мать в дом престарелых, а она на третий день и окочурилась!)

Надо было что-то срочно придумать, чтобы не сдохнуть от разочарования и тоски. И спасение явилось…

***

То ли огорчение мое было не столь велико, то ли я с самого начала была не так уж одержима идеей стать Великой Русской Писательницей, но через два дня я встала и с аппетитом позавтракала. Тем более что за эти два дня молчаливого протеста с суицидальными мотивами никто не обеспокоился моей судьбой и не начал бегать вокруг с охами и ахами: «Что же вы, Софья Аркадьевна, не изволите вставать?».

И я решила стать местным Львом Данилкиным. Если уж эти подлые твари замусоривают своими литературными сорняками все информационное поле, не давая мне вырастить на нем Розу моего Романа, то я выдерну их с корнем! Я затравлю их гербицидами литературной критики, и они освободят мое жизненное (то есть литературное) пространство. Когда в моей голове созрело это решение, я ощутила небывалый подъем. Я даже сделала зарядку, эпиляцию (хотя к старости волосы на ногах почему-то почти перестали расти), покрыла ногти пурпурным лаком, надела свои лучшие стринги и всю брэндовую одежду сразу. В таком победоносном виде я отправилась на завтрак.

Кусать я предполагала из-за угла, но сразу больно. Как работник масс-медиа, я знала, что для раскрутки нового брэнда нужно его прицепить «паровозиком» к брэнду уже раскрученному. Чтобы ко мне, как к критику, сразу же начали прислушиваться, стоило крепко цапнуть за больное место ту самую «звезду №1» Аллочку Максимову. Стоит лишь посильнее ее лягнуть – и вирусная рекламная кампания обеспечена. Оставалось только найти больное место.

На десерт к завтраку я раздобыла распечатки рассказов местной звезды и прямо вприкуску с овсянкой принялась их читать.

– Ах! Ты тоже решила развлечься легким и поучительным чтением? – сказала она, зыркнув на стопку распечатанных листков на моем столе и узнав знакомые буквы.

Я как бы улыбнулась ей в ответ, беззвучно произнеся слово ке-е-екс и пожав плечами.